Он с удовлетворением заметил на отцовском лице виноватое выражение.

– Ты прав, – согласился отец к удивлению Маркуса, – мне не следовало делать поспешных умозаключений. – Он пожал плечами. – Боюсь, я становлюсь слишком пристрастным, когда дело касается Кэтрин.

Маркус еле удержался, чтобы не напомнить, что в первую очередь следовало бы защищать интересы собственного сына. Он действительно не хотел возвращаться к их прежним с отцом отношениям. Обычно они с трудом удерживались от споров, и Маркус ощущал себя так, будто его разрывают на части. Каждый высказанный им упрек ранил и его самого.

– Кэтрин сделала для Андерсен-холла очень много, – вздохнул Данн-старший. – И честно говоря, я не представляю, как буду без нее обходиться.

– А что случилось? Она нашла другую работу?

Щеки его отца покраснели.

– Я никому не передам ваших слов, – заверил его Маркус. Имело ли это значение или нет, но он собирался покинуть Андерсен-холл сразу же после завершения своей миссии.

– Кэтрин… Как бы лучше сказать? Кэтрин вознамерилась…

– Нужно быть глухим либо иметь очень крепкие нервы, чтобы выдерживать ее острый язык.

– Кэтрин не обручена. – Взгляд Урии Данна стал задумчивым. – Хотя очень странно, что она до сих пор одна. Ведь она хороша собой.

Маркус притворился, что внимательно рассматривает деревья.

– Я этого не заметил.

– Что ж, – вздохнул отец, – я и не предполагал, что ты обратишь на нее внимание. Ты никогда не мог понять, что представляет тот или иной человек на самом деле. Что же касается Кэтрин, меня действительно волнует, что она так безразлично относится к своей внешности.

Маркус предпочел проигнорировать критику в свой адрес. Отец не знал его и наполовину, хотя думал совершенно иначе. Впрочем, никакие слова не смогут переубедить его родителя.

– И почему же она была так раздражена?

Директор Данн поморщился:

– Она тебе не доверяет.

Губы Маркуса скривились от изумления:

– В самом деле? И почему?

– Думаю, Кэтрин… – отец поерзал на сиденье, – просто хочет защитить интересы приюта.

– И видит во мне угрозу. Интересно, что могло навести ее на подобную мысль?

– Я ничего не говорил ей, Маркус.

– А вам и не нужно говорить. Ваше явное недовольство возвещает о себе, словно трубящий рожок.

Некоторое время они ехали в напряженном молчании. Первым нарушил молчание Урия Данн:

– Я вот о чем подумал. Кэтрин заслуживает полного доверия, она знает в Андерсен-холле все входы и выходы. Кроме того, она знакома с опекунами. Возможно, ей стоит рассказать о твоих истинных целях.

Маркус распрямился:

– Только не говорите, что мне стоит полностью довериться этой злоязычной особе.

– Конечно нет, – Данн-старший нахмурился.

– Отлично.

– Но Кэтрин, несомненно, насторожится, если почувствует что-то неладное. А водить ее за нос трудно.

– Вы хотите сказать, что Кэтрин не удовлетворили наши объяснения, и она может нам помешать?

– Боюсь, что так.

Маркус пожал плечами:

– Если она начнет чинить мне препятствия, я ею займусь.

– Что означает твое «займусь»? – вскричал Урия Данн.

– Хорошо же вы обо мне думаете! – Маркуса взбесила несправедливость отцовских суждений. – Я никогда не причиню зла невинным людям.

Щеки Дана-старшего побагровели:

– Я ни о чем таком и не думал, Маркус. Просто… я не понял, что ты имел в виду.

Отец всегда был к нему несправедлив, но Маркус не хотел сейчас бередить застарелые раны. Тягостное молчание воцарилось вновь.

Данну-старшему трудно было сидеть спокойно. Он хмурился и кусал губы, словно его что-то очень сильно беспокоило. Маркус приготовился к следующей перепалке. Поерзав пару минут, Урия Данн снова обратился к сыну:

– Я… думал о том, сколько еще времени ты предполагаешь провести в Англии.

Маркус смотрел в сторону. Он уже давно решил, что, как только его миссия будет завершена, он первым же пароходом отправится в Португалию. Или лучше в Испанию.

– Я хотел навестить вместе с тобой твоих кузенов, – прибавил Урия Данн. – Ты очень давно не виделся с тетей Анной и дядей Филиппом. А у Чарльза уже два собственных малыша…

Разминая затекшие ноги, Маркус задумчиво произнес:

– И правда, я их давно не видел, но едва ли мне представится возможность задержаться.

– Тетя Тиззи как раз прислала письмо… – Данн-старший передал вожжи Маркусу и сунул руку во внутренний карман плаща.

Маркус прищелкнул языком и пустил лошадей быстрым галопом. Его отец нахмурился, но ничего не сказал. Пока отец просматривал послание, Маркус заметил, что, читая, он отводил руку с листочком как можно дальше от глаз. В конце концов он сдался и вытащил очки в золотой оправе. Маркус поежился, он с детства привык считать своего отца совершенно неуязвимым.

– Вот оно, – Урия Данн нашел нужное место и начал читать вслух:

Филипп стал еще забывчивее, порой он теряет ориентацию даже во время прогулок в нашем саду. Он оправился после падения, но прежним так и не стал. Вызывают беспокойство и его хрипы. Боюсь, что его дни в этом мире сочтены, и я не знаю, как буду без него жить.

Данн положил письмо на колени.

– И далее в том же роде.

– Насколько я помню, дядя Филипп постоянно страдал какими-то недугами – то одним, то другим…

– Да, но сейчас все выглядит серьезно. С твоей стороны будет некрасиво не навестить его.

Маркус вздохнул:

– Я не видел его семь лет. Неужели мой визит что-нибудь изменит?

– Семья очень важна, Маркус.

Невысказанный упрек по поводу их разрыва повис в воздухе. Урия Данн никогда не умел скрывать свои мысли.

– Давайте сначала посмотрим, как пойдут мои дела, – ответил Маркус. – А потом уж поговорим о дяде Филиппе.

Данн-старший изменил позу.

– Ну да, конечно… Спасибо тебе.

Напряжение немного ослабло, и они снова замолчали. Маркус, казалось, сделал небольшую уступку. «Интересно, между другими сыновьями и отцами такие же отношения?» – вдруг подумалось ему. Точно он знать этого не мог, ведь у большинства ребят из его окружения отцов не было. Однако Маркусу почему-то казалось, что прочие сыновья и отцы знают, как общаться без словесных баталий. Хотя, в сущности, какая разница? Конечно, ему придется пострадать от их вынужденного совместного пребывания, но ведь потом все возвратится на свои места. Маркус вернется на поля сражений, а отец – к рабочему столу. Мысль о грядущем восстановлении status quo приободрила молодого человека.