И болели нещадно мышцы. Вчера он после разговора с Агной отправился на ристалище, до одури махал мечом, разминаясь, лишь бы сбросить это безумство, выместить пыл, иначе… Иначе он бы вернулся и продолжил то, что начал, подчиняясь неведомо какой силой, о которой раньше не знал в себе. Но то, что это волчица смогла взбудоражить его одним взглядом, так, что кровь вскипела и ум помутился, будто на край пропасти вступил — это удивило его не меньше, как и то, что смог найти в себе силы и оставить ее. В эту ночь он думал пойти к Домине, но так и не сделал этого, и это совершенно запутало его — Домина могла утолить даже самый острый его голод. Но, зная, что в его доме она, это упрямая дикарка — сидит взаперти и ждет проклятого жреца, думает о нем и, наверное, хочет…

Анарад отошел от окна, потушил горящий фитиль пальцами — уже достаточно рассвело. Белесый утренний свет окутал его, стоящего недвижимо в глубине хоромины. Она здесь, в стенах, заперта и одинока. И запах… Этот одуряющий и напрочь вышибающий ум запах… И почему думает о ней, ведь кроме брезгливости, что она поднимает подол этому Воймирко, не должна вызывать ничего.

Анарад тряхнул головой, выбрасывая это навязчивое болезненное наваждение. Если и дальше он будет слишком часто вспоминать ее — он точно рехнулся или поддался проклятию. И это был весьма скверный знак. Сегодня должен вернуться Найтар. Придется рассказать о жрице. И чувствовал Анарад, что князю это не понравится, да и ему не нравилось, но вышло, как вышло — он должен добраться до Воймирко.

Таких упрямиц он еще не видывал в своей жизни. Ишь, нашлась, с князем хочет разговаривать! И откуда столько заносчивости в девке простой? Да и не простой с другой стороны — жрицей как-никак. Пусть посидит, может, уймется, хотя в это уже и не верилось. Даже сейчас, когда она от него за стенами, ощущение ее губ все касалось его губ, и земля уходила из-под ног, от чувства падения скручивалось, немея, нутро. Проклятие! Может, наворожила чего! Хотя еще кто кого, этот Воймирко с уст ее не сходит, за него стеной выросла.

Внезапная злость полоснула грудь, и к лопаткам холод прилип. Анарад, отлепившись от стола, прошел к бадье, запустил сомкнутые в горсти ладони в ледяную воду, резким движением плеснул в лицо — губу прокусанную защипало: он даже не почувствовал укуса, боли не почувствовал, теперь она напоминала о той стычке — он был ошарашен настолько, что отступил. Анарад размашистыми рывками сполоснул лицо и шею, бодрясь ощутимо. В пруд бы — самый раз. Верить ей определенно не следовало, этот жрец явно что-то с ней сделал, кроме того, что пользовался ей. И поэтому было всего лишь два выхода: первый — ее нужно дать время, чтобы их связь ослабла, а второй — может, предположения Вротислава верны, и жрец сам явится сюда. Хотя в последнее мало верилось. Скорее, он найдет себе другой источник, но с другой стороны, не так и просто его найти, да еще такую…

Анарад вспомнил ее глаза, полные страха, когда он сказал, что Коган — их враги. Испугалась? Навряд ли. Скорее, посчитала за уловку. И на то были весомые причины. Волхвов Ворожеских лесов почитали и уважали, и, наверное, одно княжество сумело внести раздор между всеми племенами, семена которого и хотел откопать Анарад. Ведь урон за последний год был ощутимый: скудеет город, что славился раньше богатством и плодородием, а теперь закрома полупусты, и женщины не рожают потомство, уходят люди в другие земли, помалу, но все же покидают насиженные места земли своих пращуров — это самая ощутимая причина бить тревогу. Раньше Анарад не придавал тому значение, но теперь видел отчетливо, что влияние Когана сильное над осхарцами, настолько, что от осознания его границ холодело внутри — к чему это все может привести, к какой беде? Разрушалось изнутри княжество.

Злило и то, что ему приходится возиться с этой служительницей, когда есть дела куда более важные — хотя бы отыскать сам Коган, да потребовать справедливого ответа. Хотя какой тут может быть разговор, коль столько урона, тут уже — война. Дело чести и долга. И гневило не только это, чего уж скрывать. Гордячка это сумела вытянуть жилы не только у него — Анарада, и Вротислав смотрит на нее, что волк голодный, разве только не облизывается, видно по нраву упрямство ее, которое только дразнит. И тесно делалось внутри от того, что это почему-то волнует Анарада, хотя не должно. Никак. Но почему-то и это пошло против него, и запер ее не по этой ли причине?

Анарад глаза закрыл, ощущая, как стекает ручейками вода с подбородка на шею и грудь. Спокойствия так и нашел внутри себя. Ерунда какая-то творится. Он сорвал рушник с веревки, вытерся насухо плотной тканью, оделся наскоро, потянулся за поясом, что лежал с ножнами на сундуке, застеленным узорной скатертью. И пока опоясывался, в хоромину Грошко вбежал, едва не споткнулся о порог, так спешил с вестью.

— Князь приехал!

***

Князь Найтар едва только порог терема переступил, позвал к себе княжичей, видно, не терпелось узнать, что принес их поход в земли вольные, необжитые.

Анарад торопливо спустился по лестнице, пошел по крытому переходу, направляясь в княжую горницу. Нужно бы с Вротиславом переговорить прежде, чем Найтару все донести — не все подробности хотелось открывать, да и лишнее будет говорить, что пленили девку. Он ведь может решения их и осудить, да на волю ее отпустить, чего не хотелось бы, пока.

В размышления его ворвался женский смех, поднявшийся из глубины сада, Анарад даже шаг замедлил, увидев средь ветвей рябины идущую неспешно бок о бок с Вротиславом Русну, и удивился было тому — что она делает тут? Видно, князя встречать идет, да не спешит. За это время уж привыкли к чужачке все, да и она быстро освоилась на новом месте. Анарад оглядел ее волосы пегие, сплетенные в две тугие косы, что по плечам лежали тяжело, глаза ее холодные, льдистые, как воды Верского моря, и кожу белую, как снежные верхушки гор тех далеких земель, откуда и прибыла невеста князя — Найтар взял ее в жены еще прошлой осенью. Глубоко она засела ему в душу, словно щепка под кожу, девица эта с красотой холодной, и вполне, надо сказать, справедливо — молода и стройна, горда и тверда, как лед, правда, видно уже, как лицо ее округлилась, и груди будто полнее стали, живот под складками многослойной одежды пусть не различить, но пятый месяц пошел — одна из причин, почему всколыхнулись старейшины, бросаются скорее стол княжий делить: не ровен час — наследник еще один появится.

Только не хотелось Анараду делить ничего, да без этого никак не обойдется. Снова засмеялась она негромко — словно ручей журчащий, слышен звон ее голоса, поднимавшийся к верхушкам теремных переходов, воздух волнуя. Анарад поспешил прочь, не желая наблюдать за ними. Все же как не хотелось допускать того, настораживала дружба теплая: с виду Вротислав к Русне и почтенно относится, да только глаза не замажешь — за версту видно, как княжич младший жег ее взглядом, потемневшим. Вротислава она старше не намного, для Найтара молода совсем, дух его поднимает и силу. Княгиня Гладия три зимы прошло, как оставила Найтара, и никто не ведает, с чего она слегла: то ли Коган в том виноват, то ли еще что — так и никто ответа не дал, хотя без наветов волхвов Ворожевских явно тут не обошлось. И теперь за Русной догляд крепкий идет, чтобы первенца сберечь.