Отец свирепо кивнул:

– С превеликим удовольствием. Чем быстрее мы в этом разберемся, тем лучше.

Несколько полицейских и судебно-медицинский эксперт с двумя большими белыми чемоданчиками заняли гостиную. Прокурор, лицо которое было таким же морщинистым, как и его серый костюм, уселся в кресло напротив доктора Лампрехта, и они уставились друг на друга, как противники перед боем.

Сама процедура оказалась невероятно легкой. Все, что требовалось сделать экспертам, – это провести чем-то вроде ватной палочки по внутренней стороне языка и закрутить эту палочку в стеклянную пробирку. Больше всего времени понадобилось на то, чтобы подписать и запечатать пробирки, а стоящие на них цифры требовалось переписать на формуляр, который затем подписали все присутствующие свидетели, для того чтобы удостовериться, что пробирки не будут перепутаны.

– Как, собственно, работает такой генетический тест? – спросил Вольфганг, когда подошла его очередь.

Специалист криминальной полиции был худым мужчиной с волосами, подстриженными так коротко, что сквозь них просвечивала кожа головы, и вдобавок ко всему он носил галстук с танцующими саксофонами. Он дружески улыбнулся.

– Что такое ДНК и тому подобное, ты, я думаю, знаешь?

– Это уже каждый знает.

– О'кей! Тогда ты знаешь, что такое ген.

– Определенный отрезок ДНК.

– Неплохо. И что делает ген? Зачем он нужен?

– Он, э-э-э, шифрует протеин. Своего рода компьютерная программа. Он содержит определенную наследственную информацию, например, что у меня карие глаза.

Мужчина кивнул.

– Или пять пальцев на руке.

– И именно этого я и не понимаю, – продолжил Вольфганг, – ведь большинство генов будут одинаковы у всех людей, что у человека пять пальцев или как работают легкие и так далее. Разница будет минимальной, разве не так?

– Верно. Меньше десяти процентов.

– И как вы ее обнаружите? Ведь сравнить между собой две полные ДНК – это может занять годы!

Криминалист провел рукой по своей ровно подстриженной башке.

– Совершенно верно. Поэтому мы делаем это иначе. – Он взял листок бумаги, обратную сторону неправильно заполненного формуляра, и нарисовал на ней две параллельные линии, изображающие ДНК. – Штука в том, что в ДНК между генами существуют более или менее большие расстояния, в которых постоянно повторяются одни и те же базовые отрезки. Это выглядит например так – ТАТАСАСА, – и у одних это повторяется дважды, у других – пятьдесят раз. К чему это, мы так и не знаем, большинство ученых предполагают, что эти отрезки вообще не несут никакой информации. Они что-то вроде пробелов в тексте. В любом случае они достаточно разнородны, и нет двух людей, у которых повторялся бы один и тот же рисунок. Это значит, что эти отрезки, их называют микросателлиты, или олигонуклеотиды, образуют что-то такое же своеобразное и неповторимое, как отпечаток пальца. Выражение «генетический отпечаток пальца» передает это как нельзя лучше.

Вольфганг задумчиво изучал листок и почти неразборчивые каракули на нем. В школе им об этом никогда не говорили.

– Я предлагаю вам, – проворчал доктор Лампрехт, – прекратить школьный урок биологии и приняться за работу, чтобы как можно быстрее установить невиновность моего клиента.

Вскоре прокурор и его люди ушли. Затем уехал и адвокат Лампрехт. Вольфганг оставался сидеть в своей комнате и слышал, как мать, которая все это время просидела взаперти в своей комнате, кричала и плакала на кухне, иногда ее рыдания прерывал громыхающий бас отца. Он не расслышал ни слова из всего, что они говорили, слышал только, как через некоторое время они вдвоем поднялись по лестнице.

Вольфганг спустился в кухню, чтобы приготовить себе бутерброды. Кухонный стол был застлан множеством измятых и мокрых бумажных носовых платочков. Малоаппетитное зрелище. Он сделал себе еду и, поднимаясь в свою комнату, увидел, как отец выходит из спальни со своим старым медицинским чемоданчиком в руках. Возможно, он сделал матери успокоительный укол.

Вольфганг присел за свой письменный стол и с аппетитом уплел бутерброды. Он не знал, что и делать. Через некоторое время ему пришло в голову пробраться в ванную и порыскать в мусорном баке. Он и впрямь нашел ампулу, на дне которой оставалось еще несколько капель прозрачной жидкости, и выпил ее, но и это ему не помогло. Вольфганг отнес тарелку на кухню, отца нигде не было видно, и он вернулся в свою комнату. Он все так же не знал, что и думать.

Какое-то время он просто смотрел в окно. Внизу, у двери, стояли трое широкоплечих мужчин, а за деревьями виднелись белые крыши легковых автомобилей, припаркованных на улице перед домом, несмотря на то, что это было строго запрещено.

И только сейчас Вольфганг почувствовал, как безумно колотилось его сердце – как будто он выпил целый чайник крепкого кофе, хотя он никогда этого не делал. Руки его дрожали, дрожали так, что мысль о том, чтобы взяться за виолончель, пришлось сразу оставить. Генетический анализ сделал все неожиданно реальным. До этого момента вся история была просто теорией, глупой выдумкой, небылицей. Но мрачный и подозрительный взгляд прокурора, вкус ватной палочки у него во рту – все ясно говорило о том, что это была не выдумка, а самая горькая правда.

Он попробовал позвонить Чему, но дома у того, как всегда, никто не подошел к телефону, а когда он попытался позвонить на мобильник, то наткнулся на автоответчик. Он наговорил в него что-то про прокурора и генетический тест, а потом вспомнил, что, для того чтобы Чем смог ему перезвонить, минуя защиту телефона, ему надо назвать еще свой дополнительный код.

Но Чем так и не позвонил. Вольфганг наматывал круги вокруг телефона, пока ему не показалось, что его мозги начинают вибрировать, но он оставался нем, как каменное изваяние.

Поскольку ничего лучшего не приходило ему в голову, он достал задания математического конкурса и приступил к решению. Это отвлекало от мрачных мыслей. Когда, пользуясь примером с прошлого конкурса из книги, он нашел решение одной из задач, то был почти рад. В любом случае гораздо лучше было разбираться в лишенных смысла числах и буквах, чем беспокоиться о том, мог ли он действительно быть клоном. «Это всего лишь генетический тест, – говорил он себе. – Это была всего лишь ватная палочка для теста. И уж никак не волшебная палочка, которая чудесным образом превратит меня в клона».

К вечеру он уже решил два задания из трех и теперь ломал голову над третьим, которое выглядело обманчиво легким, но оказалось чертовски сложным. С какой стороны он ни подступался, решение все не давалось. Всякий раз, когда ему казалось, что он нашел правильное решение, оно снова ускользало. Как такое могло быть? Первые два задания были действительно тяжелыми, но их можно было решить. Третье же, казалось, надсмехалось над ним.

«Как будто, став клоном, я сразу поглупею», – думал Вольфганг, глядя, как за окном медленно качаются верхушки елок. Быть может, на нем действительно начинали сказываться запоздалые последствия генетических отклонений. Он чувствовал, как духовные силы покидают его. Клон, глупый клон, клон, клоун, клон. Что за глупое слово?