Кого они хотят очистить? — толпа недоуменно зароптала, сбавляя гул возмущения.

— Лишь те немногие, кто в борьбе с демоном смогли остаться в живых, лишь те, кто смог сохранить плоть, но потерял разум и душу — они и есть посланники дьявола! Только огонь поможет освободить наших детей от демона, поглотившего их душу!

— Это все аптекарь! — выкрикнула худощавая женщина, стоявшая все это время чуть в стороне.

— Он прячет дьявольские отродия!

— Вот ее ребенка прячет аптекарь! — другая женщина, стоявшая в середине, вытащила из толпы трясущуюся от страха женщину, прижимавшую к груди небольшой сверток с одеждой. — Ее дитя приняло на себя дьявольское семя!

— Это неправда! Люди добрые, не верьте ей! — она начала усиленно молиться, поднимая глаза к затянутому серыми тучами небу. Незаметно к ней быстро подошел небольшой мужичок из толпы и быстро нырнул обратно, растворяясь в ней.

Женщина упала на колени, у нее горлом пошла кровь, она покачнулась и упала на землю, не выпуская свертка из рук.

— Вот! Господь покарал ее за богохульство! — вскричала все та же обличительница.

— Сжечь неверных! — раздалось с разных концов.

— Сжечь! Сжечь! Сжечь! — толпа скандировала, объединившись в порыве ненависти.

На трибуну вернулись бургомистр со свитой, поддерживая толпу воинственным видом.

Отец Довжик стоял, склонив голову, вокруг него вставал демон безумия, возвышаясь уже над куполом церкви, скрывая своим оскалом последние лучи солнца.

Старая мельница поскрипывала при каждом дуновении ветра. Лопасти были уже наполовину сгнившими, часть просто отвалилась, но ветер, по старой привычке, раз за разом пытался заставить их вращаться, но мельница только скрипела, подпевая ему протяжным низким контральто.

Насколько хватало глаз, вокруг было ни души. Раздолбанная подъездная дорога заставляла возниц соскакивать с повозок и вести лошадь вручную, старательно отводя телеги от глубоких ям, скрытых под тяжелой серой гладью.

Город заканчивался на этой дороге, уходя в никуда, дорога вела к глубокому оврагу, дьявольскому логовищу, как его называла детвора.

Взрослые всегда запрещали детям играть в этой местности, но взрослеющие мальчики, да и девочки, старавшиеся не уступать мальчишкам по храбрости, каждое лето ночью стремились сюда.

С другой стороны от мельницы находилось заброшенное кладбище. Никто никогда не помнил, чтобы кого-то на нем хоронили, да и припомнить работающую мельницу уже не могли даже самые старые жители города.

Когда под покровом ночи Анна вместе с личной стражей отца Довжика тайно привезла спящих детей, она испугалась, что они попытаются убежать. Но дети, проснувшись поутру, так обрадовались, находя в этом только им известную тайную игру.

Анна и сама еще ребенком переспорила мальчишек и дальше всех спустилась ночью в дьявольское логовище. Странно, ей ни тогда, ни сейчас это место не внушало страха. После этого случая былые друзья стали ее сторониться, а некоторые родители требовали исключения ее из церковной школы.

За окном начинало светлеть, когда вдалеке послышался легкий стук копыт. Потом всадник спешился, и легкие шаги медленно приближались к заброшенному зданию.

Анна быстро погасила лампы, оставленные ей для шитья, ей почему-то не спалось этой ночью. В последнее время она потеряла сон, предчувствие беды гнетет ее сердце, не давая заснуть. Поэтому Анна по ночам, когда детишки спали, спокойно шила для них незатейливую одежонку.

Родители детей более не могли передавать им гостинцы, матери шили для своих чад новые платьица и камзольчики, но складывали все в сундуки.

Город сошел с ума, вот уже целый месяц все как помешанные рыщут по углам, каждый хочет первым найти дьявольские отродия.

Анна передернула плечами, вспоминая о нападении на госпиталь, с какой яростью люди ненавидели тех, кому удалось не умереть в первую же ночь. Тогда появился Франк и другие. Теперь она знала, что все они служат отцу Довжику. Сначала это ее так перепугало, но потом все улеглось.

Как ни странно, но именно они помогли спрятать поправлявшихся детей на старой мельнице. За ними была охота, маленькую комнатенку Анны перерыли полностью, выбросив ее вещи на улицу, обратной дороги не было, это она понимала отчетливо. Да и как можно было бы бросить этих милых детишек, без них она уже не представляла свою жизнь. Как они каждое утро облепят ее, каждый стараясь получить теплоту руки, поцелуй, у Анны сдалось сердце, тревога начала отступать, без борьбы освобождая место всепоглощающей любви. У нее забилось сердце, скоро они проснутся, старший Альберт поведет их умываться, потом она накормит их простой, но все же самой вкусной в мире кашей, Анне удалось получить пару связок сушеных яблок, герр Штейн как всегда был невероятно отзывчив, а Франк… Он тогда первый ворвался и разметал всех, выгоняя огромным мечом обезумевших из госпиталя. Мысли у нее путались, воспоминания накладывались одно на другое, перемешиваясь, насмехаясь над ходом времени. От усталости и недосыпа, от страха, но не за себя, от наполнявших ее чувств любви и заботы у Анны кружилась голова, и она все чаще путалась в реальности, принимая сон за явь и наоборот.

Сначала она его боялась, большой, сильный, с изувеченным шрамами лицом. Франк был совершенно немой, и обрубленный язык заставлял Анну всегда прятаться при его появлении. Но это было тогда, сейчас она ждала ребенка, от него. Она знала, что он никогда ее не бросит, никогда не бросит детей. При всем своем жутком виде это был очень добрый и справедливый человек.

Шаги на улице приближались, и Анна услышала знакомое ржание Фаэтона, коня Франка! Но чуть дальше слышались и другие шаги, они были менее уверенные, человек шел, натыкаясь на землю.

Анна тихонько подошла к окну. Две темные фигуры медленно подходили к дому. Сомнений не было, это был Франк, но вот второй, отец Томас. Он еле передвигался, останавливаясь через десяток шагов и переводя дыхание.

Анна открыла засовы, металл бесшумно проскользил, Франк каждый раз смазывал их бычьим жиром.

Чайник был поставлен на маленькую печку, Анна начала собирать остатки ужина гостям. Получилось не густо, пара ломтей серого хлеба, да кусок солонины. Были остатки супа, но место на печке было только одно.

Дверь бесшумно открылась, и в комнату вошли Франк и отец Томас. Анна бросила долгий взгляд на Франка, отчего его грубое лицо сконфуженно улыбнулось смущенной детской улыбкой.

Дети спали за стенкой, ранний приход ничуть не потревожил сон. Гости расселись за столом, Анна разлила чай, сев напротив и не сводя глаз то с Франка, то с отца Томаса.

Все молчали, отец Томас достал небольшой свиток и протянул его Анне. Она быстро пробежала его глазами и в страхе бросила его на стол.