«Завтра, еще до ужина, скажитесь больной и уйдите к себе. Как все уснут, ровно в полночь, подъедут сани. Соберите вещи, что вам необходимы, и, не боясь, езжайте. Тут в четырех верстах есть небольшая церковь, в деревне Марьинке. Нас обвенчают в ту же ночь, все необходимое к этому готово. Мои полковые друзья согласны нам помочь и быть шаферами. На их скромность вполне можно полагаться. Итак, будьте смелы и ничего не бойтесь! После венчания мы уедем отсюда на время. Положитесь на меня во всем.

Ваш А. Л.»

«Господи, как страшно-то!» – прочитав, неожиданно подумала Маша.

Впервые она поняла, на что решилась, на какой поступок. И хода назад уже не будет. Вот еще сейчас можно отказаться. А уж потом… Но нет! И сейчас уже нельзя! Это будет… Это будет трусость и бесчестье! И я совсем не боюсь!

– А вдруг я ошибаюсь? – спросила она себя. – Вдруг я не права? Знаю ли я жизнь? Быть может, стоит покориться отцу? Ведь не зря же таков обычай, что родителям надо доверять свою судьбу, не лучше ли папеньке знать, в чем ее счастие? Да и князь Никита вовсе не страшен, и, как знать, не полюбила ли бы она его, не будь Алексея Ивановича? Да, он был милый, приятный человек. Он был…

Тут мысли ее спутались. В нем сочетались и покой, и деятельная решимость, и умиротворение, и страсть. А его поцелуй тогда в парке… Она и сейчас краснела, вспоминая его. И разве ей это было неприятно, да совсем напротив!

– Но о чем это я? – Маша поразилась собственным мыслям.

Вместо того, чтобы думать об Алексее, о побеге, она думала о том, как ее целовал в парке совсем другой человек! Это была почти измена. Да не почти, это была самая настоящая измена! Как вместить в одной голове все эти мысли и переживания? Да еще папенька и братец…

Ах, нельзя ли все остановить? Нельзя ли поговорить с батюшкой и умолить его… Но чего она собиралась просить? Алексея себе в мужья с его благословения, или… Чего? Вернуть бы все назад, но поздно… Поздно! Нельзя больше ничего изменить…

Была уже ночь. Маша, скрепя сердце, легла в постель, но полночи не могла уснуть. А когда заснула, то сон ее был неспокойным, она вертелась с боку на бок. Ей снились тревожные сны…

Маше снилось, что вот она выходит из дому, а на дворе ветер, метель. Алексей ждет ее в санях, протягивает ей руку. Она садится к нему в сани, и он обнимает ее. Лошади несут их вдаль, и холод, и снег бьет в лицо!… Вдруг сразу церковь и батюшка в полном облачении, и венчание уже свершилось. Алексей целует ее и ей страшно! Так страшно, что она не чует себя. Лицо его близко-близко, он прижимает ее к себе, и поцелуй его она чувствует так явственно, ей страшно, что теперь она в его власти… Она открыла глаза и увидела перед собой князя Никиту! Он улыбался! И это, видно, он целовал ее сейчас. Рука его гладила ее волосы, и девушка тут же успокоилась и положила голову ему на плечо… Как спокойно с ним, и как страшно было с Алексеем… Тут дверь в церкви раскрылась, страшно хлопнула, и в церковь ворвался отец! В руках у него было ружье. Он поднял его, нацелился и выстрелил! Никита, как подкошенный, упал к ее ногам! И тут она увидела Алексея, который стоял в отдалении и, глядя на труп соперника, хохотал как безумный! Он подбежал к ней, больно схватил ее за руку, и тут она услышала голос отца, страшный и громоподобный:

– Вот твой жених!

– Нет! Нет!

Маша с криком проснулась и вскочила на постели. Что это? Что за сон? Что он обозначает?

Сердце ее лихорадочно стучало, а за окном была еще тьма. В доме было тихо, и все спали. Маша перекрестилась и прочла «Отче наш». Ей было холодно. Она укрылась одеялом и положила голову на подушку. Что значил этот сон? В нем папенька сказал, что Алексей ее жених, а Никита был убит им… Но как же обливалось ее сердце кровью во сне, когда она увидела его мертвым!

Она стала бормотать слова молитвы, потом прочла еще «Богородице, Дево» и наконец уснула очень крепко, как давно уже не спала, не то что в эту ночь…

Утром девушка уже очень смутно помнила и сон, и свои вечерние размышления по поводу обоих молодых людей. Но как жалко было отца, и жалко было старого дома, в котором она родилась и прожила всю жизнь!

Здесь было счастье под материнским крылом и горе, когда матушки не стало. Здесь был любящий отец, подчас строгий, но он же желал ей только добра. Здесь и братец, бывший первым ее защитником в детские годы. Все говорило тут о мире, покое и счастье. Что-то будет впереди?

Но любовь! Любовь покроет все невзгоды! И она будет счастлива с Алексеем.

Госпожа Лович! Как это звучит… Странно, непривычно…

И она поставит на своем, да. Жених, найденный ей отцом, он…

Тут Маша села и заплакала. Нет, от своего решения она не откажется. Во всем надобно идти до конца. Но, право, сейчас она вовсе не была так уверена в своей правоте. И непоколебимая решимость сегодня будто покинула ее… Как же тяжело…

Девушка утерла слезы и подняла голову.

«Все еще будет хорошо», – подумала она.

У Ловича действительно все было готово. Он сговорился со священником в Марьинке. Нашел среди сослуживцев двух офицеров, что согласились быть шаферами, не совсем, впрочем, понимавших, чему им предстояло быть свидетелями. Нанял кучера, достал хороших лошадей, которые должны будут доставить его и Машу до ближайшей станции. Но главное, в городе он отыскал человека, который должен был сыграть роль батюшки при венчании. Подходящего человека он нашел среди актеров. На Рождество в город прибыла заезжая театральная труппа. Офицеры были завсегдатаями местного театрика и не пропустили ни одного представления новоприбывших. Хорошенькие актрисы пользовались всеобщим вниманием, а актеров, больших почитателей Ивашки Хмельницкого[7], офицеры не прочь были иногда принять в собутыльники.

Среди таких вот бесшабашных гуляк и приметил Алексей молодого человека, весь вид которого позволял надеяться, что он большой плут. Кроме того, он был безденежен, а значит, на многое согласен. Лович предложил ему совсем небольшую сумму, и тот с радостью согласился.

Таким образом, для побега действительно все было устроено. Алексей не сомневался, что Маша не отступит. Ждать оставалось совсем немного. Всего один только день, и их уже не будет здесь. Никто и не догадывался, что уже завтра бравого ротмистра не досчитаются среди собрания офицеров. Даже будущие его шаферы, самые отчаянные его приятели, не знали этого. Они только думали, что будут присутствовать на тайном венчании и предвкушали веселую проделку – похищение богатой невесты, вполне в старом добром гусарском духе. Дальнейшее им было неведомо.

В то же самое время Орлов случаем был в городе и посетил некую артистку, с которой уже успел договориться о приятном времяпрепровождении. От нее он узнал о готовящейся проделке. Конечно, без особых подробностей.

Тот самый актеришко, которому заплатил Лович, проболтался ей, желая похвалиться свалившимися на него деньгами. Однако он только и сказал, что его наняли сыграть роль священника, чтоб обмануть бдительность одной девицы. Ни имени ее, ни звания он, разумеется, не знал и сам, поэтому не смог их выдать. Но имя Ловича он все же назвал.