– Так ты шляхтич недобитый? – со смехом спросила Лара.

– Ну, не без того, – согласился Антон и шутливо добавил. – А что, не чувствуется у меня польскего гонору? Падам до нужек шановни пани Лары, пшепрашем, пани, цалую рончики!

– Ух, ты! Пан ясновельможный! А перевести шуновней Ларе?

– Шановней! – поправил Антон. – Падаю к ножкам прекрасной пани, прошу прощения, пани, целую ручки!

– Красиво! Умеют же люди! Ладно, сейчас поедем к тебе, прекрасная пани возьмет свою скрипочку, и нежными рончиками будет терзать ее, бедную! А гоноровый пан Антон будет слушать, как я на скрипке заниматься буду. Скоро он устанет терпеть и удалится на кухню, прикрыв дверь. И будет восполнять пробелы в знании классической прозы чтением Апулея. А потом можешь пригласить меня в кафе, что-то так мороженого захотелось! – распорядилась Лара.

Что произойдет после мороженого, она пока не знала. Там видно будет. А вот после Апулея…

– А может пани Лара практиковаться Моцартом? – поинтересовался Антон, решивший на себе испытать волшебное воздействие музыки.

– Почему Моцартом?

– Ну, если прав твой папа и я не исключение, то Моцарт повысит мои умственные способности!

– Ну, ну! А у тебя что, проблемы? Не замечала! – удивилась девушка.

«Да, нет, и сам я пока не замечал!» – про себя ответил Антон. – Значит, скрипку ты с собой везешь! Следовательно, спланировала визит ко мне заранее!».

– Проблемы у меня с чтением эротической прозы! Откуда у меня Апулей? – вслух произнес молодой человек.

– Ну, Апулей – достояние мировой литературы! – рассмеялась Лара. – Посмотри пока в Интернете.

И вот, листая «Золотого осла» Апулея на экране компьютера и слушая скрипку, а вернее, бесконечные повторы каких-то однообразных, как ему казалось, монотонных музыкальных фраз, Антон подумал, что может сделать Ларе подарок – скрипку с особым голосом. Хвастаться не хотелось, обещать – ни в коем случае. Но идею он успел неплохо обдумать пока Лара «гоняла» гаммы на скрипке.

После нескольких страниц «Золотого осла» он улыбнулся и хмыкнул. Так иногда в фильмах непроизвольно делают умники, когда хотят кого-нибудь назвать идиотом, не произнося вслух этого слова. На сей раз, это было даже самокритично.

После чтения Апулея и окончания лариных экзерсисов в кафе-мороженое они не поехали. Только к вечеру почувствовали, что проголодались.

– А почему тебя все домашние зовут Ларой, а не Ларисой? – поинтересовался Антон в ожидании, когда официантка принесет им суши.

– Это уже давняя история. Когда мама была беременной, кажется в самом начале, они с папой пошли в кино на «Доктор Живаго». А папа, как ты понял, меломан, хотя и без слуха. Ему очень понравилась музыка к фильму, и он запомнил ее как «тема Лары». И дома в разговорах нет-нет, да и говорил, что если будет девочка, то станет Ларой. В общем, мама привыкла к этому имени. Хотя и подшучивала, что может быть и мальчик, что, мол, делать будем?

– Красивая история, – оценил Антон.

– Почти. В ЗАГСе дама заупрямилась – нет такого имени в перечне, и вписала в метрику Лариса. Папа спрятал метрику подальше, везде записывал меня, как Лара Петровна Соколова. И в бассейне ВМФ – папа все-таки военный – я плавала, как Лара Соколова, а когда обнаружили у меня слух, так он вообще возрадовался и сказал, что убедился в правильности теорий о необходимости прививать музыкальную культуру еще до рождения ребенка.

– И тебя отправили «пилить» в музыкальную школу?

– Ага, отвели, там послушали, мне было интересно с ними поиграть и все – пропала птичка. Плюс к тому, когда мама представилась – Валентина Рерберг – вопрос был решен сразу – скрипка. Так что у меня времени свободного не было. Школа, плавание, скрипка. Но было интересно. Кстати, если не плавание, я бы не выдержала таких нагрузок.

– Ну, а мальчики для ношения скрипки…

– У меня было больше друзей из числа пловцов. У нас в ВМФ была особая каста ребят – ватерполисты… Вот модели для скульптур… Но ты тоже неплохо смотришься.

– Ну, и как папин стол, какие он тебе на этот раз открыл тайны? – спросила Лара у Антона через неделю, когда они встретились в «Шоколаднице».

– Сработали его в конце девятнадцатого века, в мастерской в Петербурге, находился он в кабинете с каминным отоплением, – при этом Антон внимательно смотрел в чашку кофе, словно видел что-то в темном напитке. На самом деле у него была такая манера вспоминать. – Иногда там была высокая влажность и оттого ящики немного разбухали и не очень хорошо двигались. Но в них лежали не слишком часто извлекаемые бумаги, так что их не подстругивали. Только полозья мылом намазывали.

– А еще что было?

– Генерал был из князей, еще не стар. За столом проводил немало времени, много писал, однажды посадил чернилами кляксу на сукне, но ее попытались замыть, и она не так бросалась в глаза. Еще приносили генералу чай в подстаканнике, который всегда ставили на одно место.

– Интересно! А потом?

– А потом, когда какой-то департамент, которым некогда управлял генерал, должен был переезжать в Москву, новый начальник распорядился перевезти стол в столицу. Бумаг на столе лежало множество. Этому начальнику было около тридцати лет. И вот, однажды он на этом столе согрешил с какой-то сотрудницей.

– Только однажды? – лукаво посмотрела Лара. – И что, это самое «однажды» так в дерево въелось, что ты это определил?

– Ну, не однажды! И не только этот начальник, но и тот князь, генерал, которые служили до него, не были святыми. Но князь затребовал себе к столу еще и диван – тогда приходилось порой ночевать на работе. В Москве организация, в которой стоял стол, была в каком-то подчинении к военному ведомству – в боковом ящике слева лежал пистолет. Этот начальник был левшой. Но в середине сороковых – начале пятидесятых, его сменил новый сотрудник, который хотел избавиться от духа предшественника. Так что хозяйственник легко убедил начальника, что княжеский стол в современный интерьер не вписывается. В общем, оттащили его в середине пятидесятых в мебельную комиссионку, откуда он и приехал в ваше семейство, а примерно после семи лет в московской квартире уехал на дачу. Это уже было ближе к началу шестидесятых. Но опять-таки стоял стол в спартанских условиях – зимой мерз, а летом оттаивал.

– А ты опасный человек, – Лара смотрела на Антона, слегка прищурив глаза. – А что на нем дед и папа писали?

– Это слишком сложный вопрос! Стол рассказывает о своей жизни, что с ним было, а вот уж бумаги – не наше столярное дело.

– Стол у вас в мастерской сейчас разобран? – поинтересовалась Лара.

– Да. Тумбы стоят отдельно, столешницу к стенке поставили. Сейчас ребята подбирают фанеровку. А что это тебя так интересует?

Лара посмотрела на него весьма пристально, решая, то ли сам догадается, то ли сказать. Но пауза затягивалась, и она сказала: