Словом, если бы дело происходило не в третьем часу ночи, можно было не сомневаться, что в дверь позвонила именно фрау Мюллер. Но, поскольку в такое время старуха обычно спала мертвым сном, вряд ли это была она. Разве что у нее стряслось что-то по-настоящему серьезное...

"Ерунда, – подумал Пауль, задумчиво разглядывая стоящее у правого локтя полное окурков чайное блюдце. – Старая карга спит как убитая, и я тоже задремал, и этот дурацкий звонок мне просто приснился..."

В дверь снова позвонили – длинно, настойчиво. Удивленно хмыкнув, Шнайдер вопросительно покосился на экран телевизора, будто ожидал от участников группового спаривания совета. Троице на экране было не до него. Блондинка, оседлав лежащего на спине атлета, во весь опор скакала на нем к какой-то одной ей известной цели; второй атлет, не принимающий участия в скачке, в картинной позе стоял поодаль, потягивая красное вино из бокала размером с небольшой аквариум и рассеянно играя устало повисшей штуковиной, формой и размером напоминавшей очень крупную сардельку.

В дверь продолжали звонить.

Шнайдер выкарабкался из кресла и, шаркая домашними тапочками, зевая во весь рот, поплелся в прихожую, перебирая в уме возможные причины, по которым фрау Мюллер могла побеспокоить его в столь неурочное время. У него за спиной протяжно и хрипло закричала блондинка. Она кричала так, словно ее сажали на кол; впрочем, в некотором роде так оно и было.

Уже в прихожей ему подумалось, что это может быть вовсе не фрау Мюллер, и его обдало нехорошим холодком. Но на двери подъезда стоял прочный, надежный электрический замок, а людей, способных открыть любую дверь ногтем, Пауль видел только в кино, так что...

Он все-таки заглянул в дверной глазок и тут же испуганно отпрянул: вместо седых кудряшек и пестрого застиранного халата почтенной фрау, из-под которого, принимая во внимание время суток, должны были торчать кружева и оборки ночной рубашки, Пауль увидел незнакомого мужчину примерно своего возраста, с гладко зачесанными назад иссиня-черными волосами и оливково-смуглой кожей, которую оттенял видневшийся в вырезе куртки воротник белоснежной рубашки.

В дверь снова позвонили.

– Кто там? – осторожно спросил Шнайдер.

– Вы меня не знаете, – ответил из-за двери приглушенный голос с едва уловимым, тягучим, как патока, восточным акцентом. – Я по интересующему вас делу.

– По какому еще делу? – трусливо спросил Шнайдер. – Я никого не жду! Какие могут быть дела в третьем часу ночи?

– Не валяйте дурака, Шнайдер, – сказали из-за двери. – Вы же сами просили о помощи! Откройте дверь! Вы что, хотите, чтобы меня здесь увидели?

Пауль уже и сам не знал, хочет он этого или нет. Ему впервые пришло в голову, что довести затеянный им шантаж до благополучного завершения может оказаться не так просто, как ему представлялось вначале. О чем он вообще думал, когда выходил на связь с террористами? Воистину, виски – плохой советчик...

Но если не открыть, четыре миллиона и сладкая жизнь в стране, не выдающей преступников, навсегда останутся просто нереализованной возможностью, шансом, от которого он отказался из-за обыкновенной трусости и нежелания рисковать. Четыре миллиона пропадут, а опасность все равно останется, и от нее не спрячешься за запертой дверью квартиры...

Замок трижды щелкнул, дверь распахнулась, и стоявший на лестничной площадке человек боком проскользнул в прихожую. Он был со Шнайдером примерно одного роста, одет с иголочки, как настоящий австриец, и благоухал хорошим, дорогим одеколоном. Смуглая кожа, нос с характерной горбинкой, густая смоляная шевелюра и темные, как спелые маслины, глаза выдавали его восточное происхождение. Но походил он при этом не на террориста, а на арабского шейха, путешествующего инкогнито, и это немного успокоило Шнайдера, который представлял себе профессионального убийцу немного иначе.

Ни разу не оглянувшись, как будто Пауль был просто швейцаром, на которого не стоит обращать внимание, не раздеваясь и даже не сняв перчаток, ночной гость прошел в гостиную. На светлом ламинированном полу осталась цепочка влажных следов; некоторое время Пауль стоял, глядя то на эти следы, то на дверь гостиной, где скрылся незнакомец, а потом запер входную дверь и прошел в комнату.

Гость уже сидел в кресле, из которого минуту назад поднялся Шнайдер, и с явным неодобрением смотрел на экран телевизора, откуда по-прежнему неслись сладострастные стоны. Испытывая неловкость, как будто его поймали за каким-то нехорошим занятием, Шнайдер выключил телевизор и присел на краешек своего любимого надувного кресла.

– Хотите кофе? – спросил он, чтобы хоть как-то начать разговор. – Или, может быть, виски?

Гость взглянул на него исподлобья – так, как смотрят на человека, нежданно-негаданно изрыгнувшего несусветную глупость, – и вернулся к внимательному изучению ногтей своей правой руки, которые разглядывал до того, как Пауль задал свой вопрос. Перчатки лежали у него на колене, и это еще больше успокоило Шнайдера: надетые в теплом помещении перчатки ассоциировались у него с нежеланием оставлять отпечатки пальцев.

– Прежде всего, – негромко заговорил гость, продолжая разглядывать ногти, – я хотел бы узнать, насколько реальна угроза, о которой вы писали. Расскажите подробно, что с вами стряслось.

– Не думаю, что у нас есть время... – начал Пауль, но гость довольно бесцеремонно его перебил.

– А я думаю, – сказал он, – что никто на всем свете не согласится заплатить четыре миллиона евро просто так, ни с того ни с сего. Прежде чем расстаться с такой суммой, мы должны убедиться, что ситуация действительно настолько серьезна, как вы утверждаете. Мы деловые люди, герр Шнайдер, не пытайтесь нас надуть!

– Надуть?! – на время забыв о своих опасениях, возмутился Пауль. – Вы полагаете, что я пытаюсь вас надуть? Ну так слушайте!

Собравшись с мыслями, он подробно и обстоятельно пересказал незнакомцу все, что произошло с ним накануне вечером. Оказалось, что, пока он дремал в кресле перед телевизором, его память не спала – она трудилась, восстанавливая события из обрывков и раскладывая их по полочкам в строгой хронологической последовательности. Пауль даже не подозревал об этой кропотливой деятельности и был очень удивлен, обнаружив, что помнит беседу с человеком в темных очках до мельчайших подробностей.

Рассказ получился коротким, но исчерпывающим. Дослушав до конца, гость задумчиво кивнул головой.

– Значит, – сказал он, – они уже в течение некоторого времени прослушивают ваши телефонные переговоры.

– Что?! – изумился Шнайдер.

– А как тогда, по-вашему, этот человек узнал, что вы будете у Трауба в шесть часов вечера?

– Да, действительно, я об этом думал, но, признаться, не догадался...

– Я вижу, что не догадались, – пренебрежительно согласился гость. – Если бы вам пришло в голову, что кто-то подключился к вашей телефонной линии, вы бы, наверное, подумали и о том, что содержимое вашего компьютера также могло контролироваться. То, что вы воспользовались электронной почтой, – ваша оплошность, герр Шнайдер.