Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доброта, проявленная к ближним Матроной и Агафией за истекшие годы их сознательной жизни, возвращалась теперь к ним сторицею. Господь помогал им через добрых людей, которых они с благодарностью помнили всю жизнь. Но ощущая близость Господа и видя воочию на себе проявление Его благого промысла, исповедницы Христовы благодарили в первую очередь Бога. Эта благодарность была следствием их глубокого смирения и ощущения своего недостоинства. Именно поэтому при каждом благодеянии Божием сестры не переставали искренне удивляться, никак не ожидая именно себе милостей от Него. Благодарили они всегда слезно и с умилением, и эта тихая радость от любви к Богу каждый раз преисполняла их простые сердца. Их удивляло не то, что Господь милосерд и благ, эту истину они опытно познали еще в детстве, — удивляло их то, что именно им, никчемным и последним, Бог являет такие блага и такое долготерпение. Это искреннее смирение рождало в сестрах глубокое благоговение и любовь к Богу — любовь живую, которая все больше и больше наполняла их сердца и передавалась их ближним.
Поневоле большинство ссыльных стало относиться к сестрам с уважением и почтением. В их присутствии никто не ругался бранными словами, многие проникались к подвижницам искренней любовью. Удивительным был случай, когда один из начальников во всеуслышание сказал в адрес сестёр следующие слова:
— Благодарите их, что у нас такой урожай!
Это было похвалой не столько трудовым заслугам девиц, сколько признанием всепобеждающей Силы Божией.
Одно время Агафии даже доверили охранять склады и вооружили ее «берданкой», вспоминала с улыбкой впоследствии сама старица.
Но вскоре девушкам пришлось ненадолго расстаться. Закончилась их работа на земле, знакомая с детских лет. Ссыльных, и в их числе Агафию, Евфимию и Ксению, неожиданно увезли в Акмолинск на строительство этого индустриального города.
Акмола, как раньше назывался этот город-крепость, был основан русскими поселенцами в 1830 году на берегу реки Ишим. В тридцатые и сороковые годы власти предприняли в нем грандиозное строительство. Возводились многоэтажные дома, заводы и учреждения. Все строительство велось силами заключенных, как и многие прочие стройки Казахстана того времени. Один большой лагерь представляла из себя казахстанская земля, пропитанная потом и кровью сотен тысяч советских невольников. Все работы велись вручную, почти без всякой техники.
Матрону, как нетрудоспособную, оставили на старом месте. Ей было отказано в жилье, причем поселенцам было запрещено брать ее к себе и давать ночлег. Матрона осталась одна под открытым небом. Недалеко от того места, где жили и работали поначалу девушки, была птицефабрика, на которой трудилась одна добрая и благочестивая женщина. Звали ее Мария, по фамилии Царёва. Сестры запомнили ее на всю жизнь и впоследствии часто вспоминали эту женщину добрым словом и молились о ней. Мария не побоялась приютить у себя дома оставленную Матрону. По вечерам девушка приходила к ней, а рано утром уходила. Так продолжалось с Пасхи до Покрова, когда наконец и Матрону отвезли в тот же город, где трудились Агафия с двоюродными сестрами. Создавалось впечатление, что даже власти не в силах разлучить Агафию и Матрону, — так сильно связывала их любовь друг к другу.
По воспоминаниям стариц, на стройке было очень тяжело. Строили они многоэтажные дома, все приходилось делать вручную. Раствор девушки таскали на себе, как потом вспоминали:
— Несешь на девятый этаж этот раствор, а назад еще труднее, ведь в кандалах.
Так, в кандалах, пришлось работать им первое время. Потом стало полегче, стали даже отпускать изредка в храм, который в городе не закрывался все годы советской власти. В храм ходили в той же испачканной цементным раствором одежде, в которой и работали, — другой, сменной, у сестер не было. В те воскресные дни, когда девушкам удавалось попасть в церковь, они пели на клиросе. Регент там был профессиональный и очень образованный, до революции управлявший большим хором в двести человек в одном из московских храмов. Приходилось ему венчать князей и генералов, о чем он с удовольствием любил рассказывать.
Однажды он решил с сестрами разучить нотную и довольно сложную в исполнении Херувимскую. Положив перед ними ноты, регент, задавая тон, несколько раз пытался вместе с девушками приступить к пению. Но каждый раз что-то не удавалось и не складывалось в их исполнении. Регент сердился на сестёр, думая, что те ошибаются. Наконец, посмотрев в ноты, он с изумлением увидел, что девицы поют правильно, а ошибается и поет неверно он. Но самым удивительным для него было то, что нотный лист лежал перед сестрами перевернутым. Нот они, конечно, не знали, зато пели очень хорошо, обладая слухом, музыкальной памятью и красивыми голосами.
В то время храм, в который ходили молиться и петь сестры, претерпевал нужду. Чтобы как-то помочь духовенству, девушки решили делать для церкви свечи. Научившись этому ремеслу, они, выкраивая свободные часы, стали ходить на квартиру одной благочестивой женщины, где изготавливали свечи из воска. Воск им давали местные жители, оставалось только приложить умение и сноровку. Священники были очень довольны и рады такой ощутимой поддержке. В то время в Акмолинском храме их было двое. Одного из них, благочинного округа, звали отец Михаил Дунаев, родом он был с Рязанщины. Второй батюшка был с Украины. Оба эти священника и все прихожане полюбили Матрону и Агафию. Уже пожилой отец Михаил относился к сестрам по-отечески нежно и с большой теплотой. Через несколько лет, вернувшись на родину, они получили из Акмолинска телеграмму, в которой верующие просили девиц переехать в их город с тем, чтобы жить и трудиться при храме.
В Акмолинске сестёр поселили вместе с группой молодых женщин. Эти девчата, не знавшие до сих пор Бога или забывшие о Нем, жили далеко не благочестивой жизнью. Были они простые и добрые, но, не имея нравственной основы в своей жизни, вели себя развязно, курили