Как бесконечно далек тот шальной день от сегодняшнего!..

Беседа с адвокатом длилась часов шесть, если не больше. То, что мы оставались наедине, не могло ввести в заблуждение: слева от стола была типичная зеркальная стена, за которой велась видео- и аудиозапись.

— … а то, что я думаю, госпожа Барнетт, разделяют и многие юристы, и кое-кто из дроу. Если не вы — так ситуацию спровоцировал бы кто-то другой, без сомнения. Я строю на этом вашу защиту, но… вы же знаете, каков обычно результат трибунала под председательством милорда Оустилла?

— Да.

Пристальный взгляд господина Фергисона как будто пытался сообщить мне некую невысказанную мысль. Я вся обратилась в слух.

— Тех, кого Темные считают зачинщиками беспорядков, на процесс повезут по отдельности. Таковых одиннадцать, а дела остальных заслушиваются в удаленном режиме. Заседание пройдет в здании Управления наказаний в эльфийском квартале в Стокбридж, в зале на втором этаже. Прим. авт.: Район, соседствующий с Новым городом Эдинбурга, отсюда можно попасть в Королевский ботанический сад. У вас не будет возможности пообщаться ни с кем, в самом зале заседаний тоже. Там уже установлены отдельные изолированные боксы. Вам предоставят персональный сетевой блок для общения со мной в ходе процесса…

Пристальный взгляд светло-серых глаз стал острым, а в голосе проскользнула какая-то неуловимая осуждающая нотка:

— … «Тinte ealaine». Прим. авт.: Праздничный салют, фейерверк (ирл.)

Хорошая модель сетевого блока, трансляции без задержек. Безотказная. Но мое личное мнение: не самая лучшая.

Я поняла его сразу. Задолго до ареста было решено, что в случае провала Сопротивления и ареста мы не уйдем просто так. На тех, кто останется на свободе, ложилась обязанность организовать финальный акт возмездия. Война Достоинства будет обезглавлена, а Темные лишатся своей «инквизиции» во главе с Оустиллом. Разумеется, на его место придет кто-то другой, но не сразу.

— Может быть, тогда власти Шотландии одумаются и встанут на сторону тех, кто жаждет видеть Остров Вереска свободным от остроухих! — сказал тогда Уэсли Друммонд, пиротехник и организатор потрясающих файр-шоу, который изменил характер своей профессии на гораздо менее мирный. — Эта жертва не напрасна…

Мичил Фергисон пытался сообщить мне, что фейерверк состоится — скорее всего, будет взорвано здание Управления наказаний? Значит, у него есть связь с Уэсли и его командой? Ему поручили сообщить мне, что план будет приведен в исполнение? Вот, сообщил. Но я вижу в его взгляде неприятие и осуждение. Самое главное, что я чувствую то же самое. Я не хочу никого взрывать, у меня не осталось сил брать на себя ответственность и за эти, предстоящие, смерти.

Что делать?! Если я поддамся минутной слабости и открою правду дознавателям? Что тогда будет? Здравствуй снова, психоактивная дрянь. Добро пожаловать в мозги Айли Барнетт… В деле появятся новые обвиняемые, и не только Уэсли. Адвокат Фергисон тоже попадет в их число, как пособник.

Нет. Эти люди должны остаться живы и на свободе.

Пусть все идет, как идет.

— Спасибо, господин Фергисон. — Поблагодарила я. — Вы меня очень поддержали. «Тinte ealaine» будет кстати. Хорошая модель.

— Я вас понял. Кому вы доверите решение ваших имущественных дел после смерти?

— Семейному юристу, Уильяму Бернсу.

— Ну, что же… — адвокат встал и потрепал меня по плечу каким-то отеческим жестом. — Да помилует вас Бог, госпожа Барнетт.

Мичил Фергисон вышел, но недостаточно быстро, чтобы я не смогла заметить, как увлажнились его глаза.

* * *

Двадцать пятого мая меня разбудили в шесть утра против обычных семи тридцати.

Самое удивительное было в том, зачем разбудили!.. После короткого привычного завтрака в камеру запустили молоденькую и явно напуганную девушку-полукровку. Девушка, одетая в простое и строгое платье-футляр синего цвета, катила перед собой столик с кучей предметов, вид которых хорошо знаком любой женщине. Мини-салон для аппаратного маникюра, набор косметики, зеркало, фен.

— Здравствуйте, — выдавила из себя девушка, — здесь запрещено использовать ножницы, но я что-нибудь придумаю с машинкой и укладкой волос… У вас такая универсальная стрижка…

Темных полукровок всегда легко вычислить: ушки-то острые, волосы тоже могут быть белые, а вот тон кожи другой. Кожа выглядит загорелой в разной степени, но никогда не бывает ни черной, ни серой, ни угольно-темной. Как определить Светлую полукровку, я не знаю.

— Как вас зовут? — спросила я у ранней гостьи.

— Кирстен. — Тихонько чирикнула она, так и не решившись выйти из-за столика.

— Я не кусаюсь, Кирстен. Кто вас сюда отправил, и зачем мне укладка и все прочее?..

Правда — зачем?! Остроухие не тянут с исполнением приговора. В их судебной системе нет апелляций. Как пояснил мне один из безымянных дознавателей, после завершения заседания трибунала всех осужденных доставят обратно, в Ферт-оф-Форт. Кто-то, наверное, попадет в «серый» сектор на большие сроки, остальные закончат свой жизненный путь в цокольном этаже «красного» сектора.

— Но вы должны появиться на процессе в приличном виде, так положено! — пролепетала Кирстен. Она справилась со своим волнением, надела черный фартук, и уже спокойно спросила: — Скажите, какой цвет маникюра вы предпочитаете, должен ли он совпадать с цветом педикюра? Глянец или матовый? У вас удачная прическа и цвет волос, только слегка подправим пряди…

Гребанные эстеты!!! Организовать салон красоты перед тем, как отправить на виселицу — это как-то очень по-эльфийски! Может, попросить девушку выкрасить мне волосы в зеленый цвет, а ногти в фиолетовый?! Чтобы, так сказать, максимально оскорблять своим видом тонкий вкус ценителей красоты, особенно — в сочетании с красным комбинезоном смертника!

Вместо этого я спросила, как давно она здесь работает, и вообще, какого черта ее сюда занесло. На скулах девушки заиграл румянец.

— Около года. Это место не хуже любого другого… Люди особо не берут на работу… — Кирстен замялась, — нас.

Она имела в виду полукровок вообще. Это правда. Я помню, что отец в свое время отказал в месте такой же молоденькой полукровке, когда искал продавца в сувенирный магазинчик в первый год после рождения Эвана.

И я прикусила язык. Секунд тридцать обе мы молчали, погрузившись в свои размышления. Мысли девушки я прочесть не могла, а сама думала о том, что в любом случае, идут последние часы моей жизни.

Кажется, пора сделать ярко-красный маникюр, хоть раз! На муниципальной службе у меня не было такой возможности, там приветствовался бесцветный или светло-розовый.

— Красный, Кирстен. — Сказала я девушке. — В цвет моего костюма…

Три часа пролетели незаметно. Девушка трещала теперь без умолку, чем отвлекала меня от предстоящих событий, и я совсем не была против. Я только отказалась от макияжа, ограничившись пудрой и блеском для губ.