Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я виноват больше всего.
– Застрелись!
– Да, наверное…
– Не надо на словах, надо на деле.
– На деле… – кивнул он.
– Ничего ты не можешь. Даже Роме не мог морду набить!
Еще каких-то пять минут назад Настя могла простить Вадиму все, а сейчас хотелось тыкать правдой в глаза.
– Зачем ты это сказала? – взвился вдруг Вадим.
Он приподнялся и стал заталкивать Настю под себя.
– Мразь! – закричала она.
Но этим лишь раззадоривала его, усугубляя свое положение.
Вадим раздвинул ей ноги, нацелился, но в самый последний момент перед рывком остановил себя. И резко поднялся.
– Извини!
Он уже натянул джинсы, даже застегнул пояс, когда появилась мама. Настя в этот момент еще только поднимала с пола свои легинсы. А футболка оказалась не столь длинной, как думалось.
– Катя, ничего не было! – жалко пробормотал Вадим.
Настя потрясенно смотрела на маму. Это ведь она спасла ее от ошибки, протянув руку из пламени пожара. Но теперь она сама готова была сжечь ее взглядом.
Мама отмахнулась от Вадима, весь ее гнев направлен был на дочь. Ну да, это же сильная Настя совратила слабого мужчину.
– А я еще думала, вдруг ошиблась тогда! – сквозь зубы процедила мама.
Сейчас она не казалась такой доброй и красивой, как прежде. Перед Настей стояла самая настоящая рыночная хабалка с воспаленным взглядом. И Настя вдруг поняла, что оправдываться глупо.
– Тебе же сказали: не было ничего! – также зло сказала она.
– Штаны надень! – язвительно и с презрением усмехнулась мама.
– Да пошла ты!
– Да я-то пойду!
Мама повернулась к Насте спиной и скрылась в прихожей. Еще не поздно было ее остановить, но Настя плюхнулась на диван. Без штанов. Если что-то и было, то ей уже все равно.
– Катя, ну нельзя же так! – донеслось из прихожей.
Настя скривилась, с презрением думая о Вадиме. Эта сволочь не будет стреляться, потому что дорожит своей шкурой. Он готов унижаться, лишь бы не потерять сытное место возле мамы. Устроился, как бычий цепень в жирном организме, живет и в ус не дует. Маму топчет, еще и дочурку ему подавай.
Мама ушла, Вадим убрался вслед за ней. Они-то помирятся, а Настя так и останется изгоем. Будет жить, всеми брошенная, никому не нужная. Но она уже привыкла так жить. Потому что мама нашла в ней козу отпущения. Козел у нее хороший, а козу можно драть и в хвост, и гриву.
Настя поднялась, подошла к окну и увидела, как мама садится в машину. Вадим держал перед ней дверь открытой, а она садилась, толкнув его в грудь.
Мама отталкивала своего альфонса, но это не помешало и ему сесть в машину. Он изменил ей, но она все равно взяла его с собой. Потому что любит и жить без него не может. А Настя для нее – так, по-маленькому сходили. Или по-большому. Без большой любви.
А может, ей тоже за мамой увязаться? Прыгнуть вслед за ней. Из окна. Вниз головой.
Настя кивнула, открыла окно, но представила, как будет лежать на асфальте, вокруг разбрызганные мозги, а она в одной футболке. Ужас какой!
И все же Настя прыгнула. Мысленно. И умерла тоже мысленно. Все, нет ее больше. Маме все равно, и университет пусть катится к черту. А она отправляется в отпуск. На курорт! Свободного времени полно, денег хватает. Поселится в отеле на берегу Черного моря, познакомится с горячим парнем и будет втаптывать с ним в грязь свою девственность. Назло маме. А бояться нечего, ведь Настя уже умерла.
Настя наспех собрала вещи, погрузила в свой «Лексус» и отправилась в аэропорт. Но по пути передумала, решила ехать на машине. Пока возьмешь билет, пока регистрация, а потом еще и лететь в ночь. Пока то да се, она уже будет на полпути к морю.
К ночи она подъезжала к Воронежу. Мама ни разу не позвонила, не спросила, как дела. Но обида лишь подпитывала решимость Насти. Она сделала привал в придорожном отеле, припарковала машину, сняла номер, оплатив по карточке, поужинала в кафе. И спать легла с твердым намерением рано утром продолжить путь. В конце концов, она не зря готовилась к пляжному сезону, с самого начала нового года сгоняя капельку лишнего веса. С китайского нового года. Маленькую капельку…
А утром позвонила мама.
– Ты где? – сдерживая чувства, холодно спросила она.
Обида фонтаном хлынула из глубины души, разом захлестнув сознание. Но Настя тоже умела сдерживать эмоции.
– А это кто?
– Настя! – в мамином голосе звякнули знакомые командные нотки.
– Я уже не Настя!
На этом разговор и закончился. Но в машину Настя садилась в приподнятом настроении. Нет, она не откажется от своих планов, но, если маме вдруг понадобилась дочь, пусть бросает все и едет за ней. Маршрут движения отследить будет несложно: Настя расплачивалась по карточке везде, где только можно.
Она закрыла за собой дверь, завела двигатель. Утро раннее, небо еще только готовило завтрак на солнечном огне, облака поджаривались снизу до румяной корочки.
Настя уже отъехала от отеля, собиралась сворачивать на шоссе, когда сзади, за спиной послышался шум. Она и опомниться не успела, как шею перетянул шелковый шарфик, который лежал на заднем сиденье. Настя успела заметить знакомый черный узор на золоте. Кто-то, затаившийся в задней части салона, превратив шарфик в удавку, набросил его ей на шею и сдавил горло.
– Тормози! – дыхнув перегаром и табаком, мужским голосом приказал этот кто-то.
Настя кивнула, остановила машину.
– Двери!
Салон заблокировался сам по себе, стоило только автомобилю тронуться с места, Насте не стоило нажимать на кнопку с изображением замка, но человек, сидевший сзади, еще сильней сдавил шею, и пришлось подчиниться. Приглушенно щелкнули замки, двери разблокировались, а одна открылась. В машину сел плотного сложения парень с широким, слегка приплюснутым носом и толстыми щеками с оспинками на них.
– Привет, малышка! – Он подмигнул Насте, закрывая за собой дверь.
И сразу же достал из кармана пачку сигарет.
– В машине не курят, – робко заметила она.
Парень удивленно посмотрел на нее и засмеялся. Захохотал и его дружок. Он даже ослабил удавку на шее.
– А ты мне нравишься, – сказал толстощекий.
– Мне тоже.
Между сидений просунулась рука – толстое запястье, тяжелая ладонь, пальцы как сардельки. Эти пальцы схватили Настю за грудь, а шарфик туго стянул шею.
Настя вспомнила, как лежала на диване без ничего с заломленной за спину рукой, Рома тогда мог делать с ней все, что угодно. И сейчас она почти в таком же положении.