— Неплохо для англичанина.

— И все же я не уверен, что вы немка.

Слишком хорошо для англичанина.

— Почему? Вы сами заметили баварский акцент.

— Когда я упомянул акцент, вы замерли на месте. И все еще стоите, кстати.

— Неужели это так важно, кто я: немка, венгерка или полячка?

— Полагаю, нет. Ваше имя действительно фон Шедлиц-Гарденберг?

— А что, если я не баронесса? «Родезия» пойдет ко дну?

— Нет, но я убежден, что это вызовет шторм.

Судя по его голосу, он опять улыбался… и стоял слишком близко.

Его рука прошлась по ее волосам.

— Чего вы боитесь?

— Я ничего не боюсь. — Но ее голосу не хватало убежденности.

— Отлично, вам и не следует бояться. Что я могу сделать для вас? Когда мы сойдем на берег, я не узнаю вас, даже если мы столкнемся лицом к лицу.

Но у нее другие планы? В Саутгемптоне Венеция предполагала открыться, дав ему понять, что он оказался в дураках. Она представляла себе эту сцену в самых разных вариациях, но каждая вела к его неизбежному поражению и гневу. Оглядываясь назад, она понимала, что это было так же самонадеянно с ее стороны, как если бы она планировала путешествие на Луну, не имея никакого опыта, кроме почерпнутого из научно-фантастических романов месье Верна.

Лексингтон отвел ее волосы назад и поцеловал чуть ниже мочки уха. Ощущение было таким пронзительным, что почти ранило. Проложив дорожку поцелуев по стройной шее, он распахнул ворот халата и обнажил ее плечо.

— Вы опять ужасно напряжены, моя дорогая баронесса, если, конечно, вы баронесса.

— Вы заставляете меня нервничать. — И чувствовать себя виноватой, пусть даже она не сделала ничего предосудительного, кроме того, что переспала с мужчиной, который ей даже не нравится.

Он поднял ее и посадил на краешек постели.

— Что совершенно непростительно с моей стороны. Позвольте мне искупить свою провинность.

Он развязал пояс халата. Венеция подавила очередной приступ паники.

— Почему вы так милы со мной?

— Вы мне нравитесь. Я всегда очень мил с людьми, которые мне нравятся.

— Вы не слишком требовательны?

— Просто я придерживаюсь некоторых четких принципов.

— Вы не могли бы объяснить, с позиций ваших четких принципов, почему я вам нравлюсь, не считая удовольствия, полученного в постели?

— Вы отвергли меня, и это говорит в вашу пользу. Мужчина, который проявил так мало деликатности и предусмотрительности, как я, заслужил того, чтобы его поставили на место. В остальном вы правы: у меня нет никаких твердых оснований для того, чтобы одобрять вас. Тем не менее когда вы передумали, я был ужасно польщен. Так что не стану изображать ученого и назову это просто привлекательностью.

Привлекательность! Когда в реальной жизни он испытывает к ней сильнейшую неприязнь.

— В вас есть кое-что еще, что мне нравится, — продолжил он. Венеция даже не заметила, как он опустил ее на постель, но она лежала рядом с ним в полностью распахнутом халате. Он легко пробежался пальцами по ее груди и животу. — Мне нравится, что я могу заставить вас забыть, пусть ненадолго, все, что вас тревожит.

Он снова занялся с ней любовью. Позже, когда ее дыхание успокоилось, Кристиан понял, что она вышла из состояния сладкого забытья. На этот раз, когда она сказала, что ей надо идти, он натянул брюки и помог ей одеться. А затем сходил в гостиную за ее шляпой.

— А как же ваши волосы? — Когда он вытаскивал гребешки и шпильки, скреплявшие ее прическу, он меньше всего думал, что они могут понадобиться. — У меня самое смутное представление о том, как привести в порядок женские волосы.

— Ничего, — сказала она, — я уберу их под вуаль.

Когда ее лицо было надежно спрятано под вуалью, Кристиан зажег свет и надел свою рубашку.

— Уже поздно. Я провожу вас в каюту.

На ее вуали, трепетавшей от дыхания, танцевали отблески света. На мгновение Кристиану показалось, что она собирается отклонить его предложение, но она сказала:

— Хорошо, спасибо.

Очень рассудительно с ее стороны.

Он остался в спальне. Она медленно прошлась по гостиной, разглядывая металлический потолок, стопку книг на письменном столе и вазу с красными и желтыми тюльпанами на каминной полке. Почему-то он решил, что ее вечернее платье кремового цвета, но оно оказалось абрикосовым, с юбкой, украшенной хрустальными бусинами.

Кристиан надел жилет и пиджак. Запонки с гербом Лексингтонов валялись на полу. Он нагнулся и поднял их.

Выпрямившись, он почувствовал мурашки на коже — от ее взгляда. Но когда он обернулся, она поспешно отвела глаза, хотя он не мог ничего видеть, кроме мерцающей вуали.

Она не доверяет ему — или таким, как он, если уж на то пошло. И тем не менее она дважды позволила ему соблазнить ее — или наоборот? Кристиан мог бы польстить себе и отнести это противоречие на счет своей исключительной привлекательности, но годы научной деятельности делали подобный самообман невозможным.

Он застегнул запонки. И даже позаботился о том, чтобы надеть свежий галстук. Если их в такой час увидят вместе, это вызовет определенные подозрения и без таких неопровержимых улик, как его помятый вид.

— Идем? — сказал он, предложив ей руку.

Она помедлила, прежде чем положить ладонь на его локоть. Похоже, его баронесса все еще нервничает почти так же, как когда они вошли в его номер. Но поскольку вопросы на эту тему расстраивали ее еще больше, Кристиан воздержался от замечаний.

Вместо этого, когда они вышли из номера, он поинтересовался:

— Почему вы так долго соблюдали целомудрие? В знак верности покойному барону?

Она издала звук, который можно было охарактеризовать только как фырканье.

— Нет.

На «Родезии» было тихо, не считая монотонного гула двигателей в глубине судна. Пассажиры первого класса либо спали, либо страдали от морской болезни, либо усердно трудились над своими супругами, соблюдая приличествующее молчание. Тускло освещенные коридоры наводили на мысли о корабле-призраке.

— Если вы не скорбите о бароне, то не представляю, как можно так долго обходиться без секса.

— Едва ли это такая уж неслыханная вещь.

— Верно, но вы не похожи на женщину, равнодушную к этой стороне жизни.

Она издала нетерпеливый вздох.

— Возможно, это удивит вас, сэр, но женщина не всегда нуждается в мужчине, чтобы получить удовлетворение. Она может сама позаботиться об этом и весьма умело.

У Кристиана вырвался восхищенный смешок.