— Вот почему ты была такой яростной в постели?

Она теснее прижалась к нему.

— Наверное. А я была яростной?

— А еще израненной. Противоречивой. Необузданной. Когда мы расставались, я постоянно восхищался тем, как ты решительна и самостоятельна — и старался превзойти тебя.

— То есть я послужила примером для герцога Лексингтона? Ты не представляешь, как я горда. — Венеция рассмеялась, приподнявшись на локте. — А теперь, где моя фотография?

— Какая фотография? Так это и есть тот загадочный предмет, который ты просила доставить из дома брата?

Она кивнула.

— Фотография сетиозавра. Я не взяла ее с собой в Алджернон-Хаус, потому что не была уверена, что обрету там дом. Но на этот раз я была решительно настроена взять ее с собой, невзирая ни на что. Точно так же, как намеревалась затащить тебя, вопящего и брыкающегося, в свою постель.

Кристиан потер прядь ее волос о свою щеку и улыбнулся.

— Покажешь мне фотографию?

— Кажется, я уронила ее у двери.

Венеция выскользнула из постели, с распущенными волосами, без клочка одежды на теле.

— Господи, накинь что-нибудь.

Она кокетливо оглянулась через плечо.

— Чтобы не быть похожей на потаскушку, которой я являюсь?

— Чтобы мы могли заняться фотографией. Впрочем, уже слишком поздно.

Он повалил ее на постель, и прошло некоторое время, прежде чем они снова вспомнили о фотографии. На этот раз Кристиан сам встал с постели, чтобы принести ее Венеции.

Она развернула пакет и вытащила фотографию в рамке.

— Ты кажешься счастливой и уверенной, примерно как сейчас, — заметил Кристиан, разглядывая снимок.

— Потому что я испытываю те же чувства, что тогда: что впереди у меня вся жизнь и бесконечные возможности.

Глядя на скелет сетиозавра, Кристиан вспомнил, что Британский музей еще открыт.

— Если мы поторопимся, то еще успеем посмотреть на твоего сетиозавра во плоти, точнее, на его кости. Потом ты пообедаешь со мной в отеле «Савой», чтобы возместить свой должок. А когда мы вернемся домой, я намерен выяснить, на что ты способна на коленях. Как насчет такой программы?

— Согласна! — воскликнула Венеция. — На все три предложения.

Кристиан помог ей одеться, затем натянул собственную одежду. Когда они подошли к двери, за которой им надлежало выглядеть как герцогу и герцогине, он притянул ее в объятия для последнего поцелуя.

— Я люблю тебя, mein Liebling.[14]

Венеция лукаво подмигнула.

— К утру ты будешь любить меня еще больше.

Они рассмеялись и, взявшись под руки, вышли из дома. Перед ними расстилалась вся жизнь и бесконечные возможности.