Дай мне мир моей пустыни, дай забыть твой клич и взор!"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный чёрный Ворон -

Над дверьми, на белом бюсте он сидит ещё с тех пор,

Злыми взорами блистая – верно, так, о злом мечтая,

Смотрит демон; тень густая грузно пала на ковёр,

И душе из этой тени, что ложится на ковёр,

Не подняться – "Nevermore".

ВОРОН

Раз, когда в ночи угрюмой я поник усталой думой

Средь томов науки древней, позабытой с давних пор,

И, почти уснув, качался, – вдруг чуть слышный звук раздался,

Словно кто-то в дверь стучался, в дверь, ведущую во двор.

'Это гость', пробормотал я, приподняв склоненный взор, -

'Поздний гость забрел во двор'.

О, я живо помню это! Был декабрь. В золе согретой

Жар мерцал и в блеск паркета вкрапил призрачный узор.

Утра ждал я с нетерпеньем; тщетно жаждал я за чтеньем

Запастись из книг забвеньем и забыть Леноры взор:

Светлый, чудный друг, чье имя ныне славит райский хор,

Здесь – навек немой укор.

И печальный, смутный шорох, шорох шелка в пышных шторах

Мне внушал зловещий ужас, незнакомый до сих пор,

Так, что сердца дрожь смиряя, выжидал я, повторяя:

'Это тихо ударяя, гость стучит, зайдя во двор,

Это робко ударяя, гость стучит, зайдя во двор:

Просто гость, – и страх мой вздор':

Наконец, окрепнув волей, я сказал, не медля боле:

'Не вмените сна мне, сударь иль сударыня, в укор.

Задремал я, – вот в чем дело! Вы-ж стучали так несмело,

Так невнятно, что не смело сердце верить до сих пор,

Что я слышал стук!': – и настежь распахнул я дверь во двор:

Там лишь тьма: Пустынен двор:

Ждал, дивясь я, в мрак впиваясь, сомневаясь, ужасаясь,

Грезя тем, чем смертный грезить не дерзал до этих пор.

Но молчала ночь однако; не дала мне тишь ни знака,

И лишь зов один средь мрака пробудил немой простор:

Это я шепнул: 'Ленора!' Вслед шепнул ночной простор

Тот же зов: и замер двор.

В дом вошел я. Сердце млело; все внутри во мне горело.

Вдруг, опять стучат несмело, чуть слышней, чем до сих пор.

'Ну', сказал я: 'Верно ставней ветер бьет, и станет явней

Эта тайна в миг, когда в ней суть обследует мой взор:

Пусть на миг лишь стихнет сердце, и проникнет в тайну взор:

Это – стук оконных створ'.

Распахнул окно теперь я, – и вошел, топорща перья,

Призрак старого поверья – крупный, черный Ворон гор.

Без поклона, шел он твердо, с видом лэди или лорда,

Он, взлетев, над дверью гордо сел, нахохлив свой вихор -

Сел на белый бюст Паллады, сел на бюст и острый взор

Устремил в меня в упор.

И пред черным гостем зыбко скорбь моя зажглась улыбкой:

Нес с такой осанкой чванной он свой траурный убор.

'Хоть в хохле твоем не густы что-то перья, – знать не трус ты!'

Молвил я, – 'но вещеустый, как тебя усопших хор

Величал в стране Плутона? Объявись!' – Тут Ворон гор:

'Никогда!' – сказал в упор.

Я весьма дивился, вчуже, слову птицы неуклюжей, -

Пусть и внес ответ несвязный мало смысла в разговор, -

Все-ж, не странно-ль? В мире целом был ли взыскан кто уделом

Лицезреть на бюсте белом, над дверями – птицу гор?

И вступала-ль птица с кличкой 'Никогда' до этих пор

С человеком в разговор?

Но на бюсте мертвооком, в отчужденьи одиноком,

Сидя, Ворон слил, казалось, душу всю в один укор;

Больше слова не добавил, клювом перьев не оправил, -

Я шепнул: 'Меня оставил круг друзей уж с давних пор;

Завтра он меня покинет, как надежд летучих хор:

'Никогда!' – он мне в отпор.

Поражен среди молчанья метким смыслом замечанья,

'На одно', – сказал я – 'слово он, как видно, скор и спор, -

Жил с владельцем он, конечно, за которым бессердечно

Горе шло и гналось вечно, так что этот лишь укор

Знал бедняк при отпеваньи всех надежд, – и Ворон-вор

'Никогда' твердит с тех пор.

Вновь пред черным гостем зыбко скорбь моя зажглась улыбкой.

Двинув кресло ближе к двери, к бюсту, к черной птице гор,

В мягкий бархат сел тогда я, и, мечту с мечтой сплетая,

Предавался снам, гадая: 'Что-ж сулил мне до сих пор

Этот древний, черный, мрачный, жуткий Ворон, призрак гор,

'Никогда' твердя в упор?

Так сидел я полн раздумья, ни полсловом тайных дум я

Не открыл пред черной птицей, в душу мне вперившей взор.

И в догадке за догадкой, я о многом грезил сладко:

Лампы свет ласкал украдкой гладкий бархатный узор, -

Но, увы! на бархат мягкий не приляжет та, чей взор

Здесь – навек немой укор.

Вдруг, поплыли волны дыма от кадила серафима;

Легкий ангел шел незримо: 'Верь, несчастный! С этих пор

Бог твой внял твое моленье: Шлет он с ангелом спасенье -

Отдых, отдых и забвенье, чтоб забыть Леноры взор!: