мне было шестнадцать, как теперь ей, то я каждый вечер на коленях молилась, — вздыхала мама.

А папа добавлял:

— Конечно, мир меняется, но наша девочка уже давно мне не нравится.

Мама тайком, чтобы не знала Марушка, просматривала ее сумку. Все чаще она находила там разные записки, которые ей не следовало бы читать. О чувствах у них в семье никогда не говорили. Но как иначе понять причины всех тревожных изменений, происходящих с ее старшей дочерью!

Однако как бы внимательно она ни читала эти любовные записки, ничего особенного она в них не находила.

«Я знаю, что ты встречаешься с Миланом, — писал Марушке некий Ю. К. — Может быть, тебе импонирует то, что он на год старше тебя. Однако обращаю твое внимание на то, что я старше тебя почти на три года. Ты должна мне раз и навсегда ответить: или я, или он. Иначе быть не может. Жду…»

Мама снова тщательно сложила лист бумаги, вырванный из словаря, и сунула его обратно. Гм, ничего нового под этим солнцем, такие записки когда-то получала и она.

Объявление в газете, что приход в Желетицах, на границе с Германией, примет на время каникул на полный пансион двух девушек из католической семьи, подоспело как раз вовремя. Стоить это будет недорого, а польза двойная. Ведь безбожные замечания Марушки уже вызывали серьезные опасения. И двенадцатилетняя Бетушка сколько раз уже настороженно прислушивалась к ним. Не хватало еще, не дай бог, чтобы какое-нибудь дьявольское семя попало в невинную душу.

Когда Марушке сказали, что она поедет на каникулы в Желетицы, она нисколько не обрадовалась. Скорее наоборот. У нее даже вырвался невольный вздох.

Мать лишь качала головой. Может быть, у нее появился парень? В последний год она иногда приезжала домой вечером, а когда ее спрашивали, где она так долго была, девушка отвечала, что в Весели. Мать каждый раз думала, что она там с подружкой, но кто знает…

Испытующе смотрела она на старшую дочь. Девочка сама ничего не говорит, она всегда была неразговорчива, в отца. А ворошить старое? Нет, лучше пусть она подготовится к поездке и побудет в другой обстановке. Это ей пойдет только на пользу.

Она положила в чемодан дочери чистое белье, новое платье, туфли, чулки — одним словом, все, что нужно шестнадцатилетней девушке, отправляющейся на каникулы.

— Помогай им по дому, Марушка, и посуду с ними мой, лишь бы хорошо научиться говорить по-немецки. Разговорная практика для изучающих иностранный язык лучше всего, — говорила она дочери при расставании.

Вся семья стояла на перроне, когда поезд тронулся в сторону Весели. И еще долго-долго Марушка видела из окна белые платочки, развевающиеся на ветру.

Дом священника находился на площади за костелом. Это было самое лучшее строение в деревне. Чистенький двухэтажный домик с нежными ярко-фиолетовыми петуниями на окнах и сад, полный роз, гладиолусов и белых ромашек. Здесь пахло сырой землей и свежестью, а надо всем царил мир деревенской жизни, в которой для всего хватает времени.

Марушка глубоко вдохнула этот чистый, успокаивающий воздух и счастливо улыбнулась. Наверняка ей здесь понравится. Она даже и не представляла себе, что здесь так хорошо. Поставив чемодан на дорожку, посыпанную крупным желтым песком, она размышляла, через какой из двух входов ей войти.

— A, Fräulein ist schon da![6] — раздалось из окна на втором этаже.

Сразу после этого по лестнице послышались быстрые шаги, и к Марушке, что-то бормоча, подбежала одетая в черное худая женщина с седыми волосами, собранными в пучок.

— Приветствую вас, — продолжала она по-немецки. — Барышня из Моравии, если не ошибаюсь?

Марушка подтвердила.

— Я сразу так и подумала, — прощебетала дама в черном. — Мы ведь ждем еще одну барышню, из Праги.

Откуда ни возьмись, рядом неожиданно оказалась еще одна женщина, тоже в черном, немного повыше и худее, чем первая. Пучок седых волос на ее голове казался гораздо большим, чем у первой.

— Schau, Tina[7], — обратилась к ней маленькая, — это фрейлейн Марихен из Моравии.

— Очень приятно, — манерно улыбнулась та, к которой обратились.

— Чтобы вы лучше поняли, — продолжала щебетать первая из них, — мы сестры господина священника. Это фрейлейн Тина, она старше, впрочем, это видно, nicht wahr[8], а меня зовут фрейлейн Мина. Я моложе. — И она смущенно хихикнула.

— Однако входите, — пригласила фрейлейн Тина, — господин священник вернется через часок, он пошел в деревню причащать.

Они подвели Марушку к черному входу.

— Здесь ходим мы, — разъясняла Мина, — а через парадный вход — господин священник.

В доме было чисто, от стен веяло приятным холодком. В комнате, где ей предстояло жить, стояли две кровати, ночные столики, шкаф, умывальник, стол и два стула. На свежевыскобленном полу лежал серый половик.

Марушка подошла к окну и открыла его. Белые занавески с кружевами по краям надулись, и с огорода в комнату влился освежающий запах политой огородной зелени. Из двух цветочных горшков на окне сбегал водопад маленьких хрупких колокольчиков, из одного — голубых, а из другого — белых. Жених-и-невеста…

Все в комнате дышало спокойствием и благополучием прошлого века и немного печалью, словно по комнате пронесся целомудренный запах увядших цветов. Марушка посмотрела на голубой и белый водопады колокольчиков и с горькой улыбкой вспомнила о двух старых барышнях.

Налив из тяжелого фарфорового кувшина воду в умывальник, она погрузила в нее лицо и почувствовала приятный холодок. Одновременно в сердце у нее проснулось воспоминание.

— Юла, — вздохнула она, — почему тебя нет рядом со мной? Как было бы хорошо, если бы я теперь посмотрела из окна, а внизу стоял ты…

На деревянной вешалке около умывальника висели два белоснежных полотенца с длинной бахромой. «Grüß Gott, tritt ein bring Glück herein»[9] — гласила надпись, вышитая голубыми нитками на первом из них, а на втором красовалось: «Morgenstunde hat Gold im Mund»[10].

Она развернула первое, призывавшее господа бога принести в дом счастье, и прижала его к лицу. Полотенце пахло травой, солнцем и водой. Марушка вспомнила, как бабушка с жестяной лейкой в руке ходила по траве от одного куска полотна к другому. Вода струилась из сеточки, звонко падая на просохшие холсты, от которых поднимался запах озаренного солнцем отбеливателя.

Что сейчас делают дома во Врбовцах? Бетушка, наверное, пасет коз у Конерзова колодца, папа сидит в билетной кассе или в товарной конторе станции и выдает сельчанам пришедший багаж, а мама если не убирается, то наверняка работает в саду или возится с курами. Только тетушка Маруша… Она хотя и пришла вместе со всеми