Летний зной уже начинал уменьшаться, дни еще стояли солнечные, но удушающей жары уже не осталось. Шел сбор урожая, и это означало, что каждая дорога была забита повозками с запряженными в них осликами. Когда наша колонна приближалась к ним, повозки и пешеходы сходили с дороги и отступали в сторону, давая нам проехать. Люди кланялись отцу, после чего продолжали свой путь.

– Видишь, Пакор, – заметил отец, – они не боятся воинов и знают, что им ничто не угрожает.

– Это потому, что они ленивы и глупы, – сказал Виштасп, который поравнялся с нами, оставив передовой дозор.

– Это потому, что они чувствуют себя в безопасности, – сказал отец.

– Они слишком привыкли к миру, – проворчал Виштасп.

– Но ведь наше войско самое лучшее в Парфии, не так ли? – встрял я.

– Войско да, – ответил Виштасп, – но если нам придется объявить общий призыв, будет беда.

– Не всякий может быть воином, – заметил отец.

– Большинство не может, а жаль, – отрезал командир его телохранителей. Потом Виштасп пробормотал что-то себе под нос и отъехал в арьергард колонны, несомненно, чтобы выместить раздражение на каком-нибудь несчастном рядовом.

Отец улыбнулся.

– Он хороший человек, этот Виштасп, только, боюсь, слишком нетерпимый. Но в бою я не хотел бы иметь рядом с собой кого-то другого.

Ктесифон меня здорово разочаровал. Несомненно, это был огромный город, раскинувшийся очень широко, но его приземистые дома оказались грязными, а их кирпичные стены были выкрашены в темно-желтый цвет. Ктесифон выглядел бедно, или, по крайней мере, бедными выглядели его обитатели. Люди здесь жили и перебивались за счет сельского хозяйства, а Шелковый путь через Ктесифон не проходил, так что город не мог пополнять казну за счет торговых и проездных пошлин. Но ему это и не требовалось, потому что все царства империи платили дань царю царей, так что сюда, в столицу, шел постоянный поток денег, хотя было очевидно, что тратились они не на оборону.

Перед дворцом нас встретил отряд конницы, которую возглавлял сын Синтарука, Фраат. Над ними развевалось знамя царя царей, все они были отлично вооружены и одеты, все в стальных шлемах, с остро наточенными копьями и полированными щитами. На них были кольчужные доспехи и красные плащи. Сам Фраат с обнаженной головой ехал впереди отряда и приветствовал отца как равного, поскольку тот являлся царем в своем праве.

– Приветствую тебя, царь Вараз, – он поклонился. Отец ответил тем же. Фраат взглянул на меня. – А это, должно быть, твой сын, принц Пакор, о котором мы столько слышали.

Я поклонился.

Фраат показался мне человеком, увлекающимся науками. Волосы у него были подстрижены довольно коротко, не доходили до плеч, короткая борода ухожена, и в ней проглядывала седина. У него было широкое лицо и нос, смахивающий на крупную луковицу. Как мне показалось, ему было около шестидесяти.

Пока мы добирались до дворца, Фраат ехал рядом с отцом, а мы с Виштаспом следовали сразу за ними.

– Тебя можно поздравить, принц Пакор, – сказал Фраат. – Твое имя у всех на устах, по всей империи.

– Твои слова большая для меня честь, принц, – ответил я.

– Ты достойный сын Хатры, а это родина лучших воинов империи.

Его похвалы казались искренними, и я не мог не улыбнуться в ответ. Мы миновали ворота и остановились перед лестницей, ведущей во дворец. Это было огромное здание с резным каменным фасадом. На ступенях лестницы стояли воины, копейщики, с большими щитами, сплетенными из прутьев, и в красных войлочных шапках. Слуги забрали у нас лошадей, и Фраат повел нас вверх по лестнице, потом через зал приемов и тронный зал. Это оказалось большое, похожее на пещеру помещение высотой этажа в три, с полом, вымощенным белыми и черными мраморными плитами, и каменными колоннами по обе стороны от золотого трона, расположенного на возвышении, над которым стоял грифон. Придворные группами окружали трон, а возле каждой колонны находился вооруженный воин. Когда нас ввели в зал, приглушенные разговоры сразу смолкли. Все глаза смотрели на нас, пока мы приближались к возвышению. Мы остановились в нескольких шагах от сидящего на троне человека, старика с седыми волосами и редкой бородой, заплетенной в косичку и напоминающей высунутый змеиный язык. На голове у него была золотая корона, изукрашенная драгоценными камнями, а черная туника была расшита золотыми звездами. Лицо его оказалось узким и костлявым, щеки ввалились. Но темные глаза смотрели настороженно и проницательно, и он неотрывно наблюдал за нами, едва мы успели войти в зал.

Фраат кивнул высокому мужчине с посохом, который стоял рядом с троном. Видимо, он был кем-то вроде первого министра, как я понял.

– Твое величество, имею честь представить тебе царя Вараза и его сына, принца Пакора.

Мы опустились на колени и поклонились царю царей.

– Встаньте, встаньте, – сказал царь под вежливые аплодисменты придворных. Голос у царя был низкий и мощный, что стало для меня сюрпризом, принимая во внимание его хрупкое, высохшее тело. – Добро пожаловать в нашу столицу, царь Вараз. Мы поздравляем тебя и твоего сына, – тут он кивнул мне, – с победой над римскими захватчиками.

– Благодарю, государь, – ответил отец.

Синтарук протянул руку, и министр вложил в нее свернутый свиток. Пока он его разворачивал, в зале царило молчание.

– Этот документ и стал причиной, по которой я вызвал тебя сюда, царь Вараз. Это послание Сената Рима. Они требуют, чтобы я вернул им легионного орла, который, как они заявляют, был у них украден, и, более того, требуют, чтобы я выплатил им возмещение за разгром упомянутого легиона.

В зале раздались возмущенные реплики, которые Синтарук оборвал, подняв руку.

– Как мне представляется, – продолжал он, – римляне считают Парфянскую империю вассальным государством, которое обязано им подчиняться и оказывать всяческое уважение. С этими иллюзиями следует покончить. Я ответил, что это они должны выплатить нам компенсацию за злостное нарушение наших границ, а если в будущем они вновь к нам вторгнутся, то будут встречены огромными силами.

И снова в зале раздались аплодисменты.

– Очень мудрый ответ, отец, – сказал Фраат.

Пока Синтарук говорил, я смотрел только в пол, как и полагалось по моему рангу, а вот отец смотрел прямо на царя царей. Когда было покончено со всеми предварительными любезностями, Синтарук что-то шепнул на ухо своему министру, который провозгласил, что все должны теперь покинуть зал, за исключением меня, отца и Фраата. Как только придворные вышли, за ними захлопнулись две высокие деревянные створки дверей. Стражи по-прежнему стояли по всему залу, и у меня не было никаких сомнений, что они станут внимательно слушать то, о чем здесь будет вестись беседа, а когда сменятся с дежурства, тут же разнесут соответствующие слухи и сплетни среди своих товарищей.

Стражи принесли стулья и расставили их перед возвышением. Мы расселись, после чего появились рабы, которые внесли подносы с серебряными кубками. Я взял один, отпил немного и удивился – это оказалась просто холодная вода, а не вино. Синтарук вздохнул и снова заговорил: