и один её конец приложил к груди мальчика, к другому приник ухом. Долго передвигал трубку с места на место, потом велел Фёдору повернуться со спины на живот и так же, с помощью своей трубки, прослушивал его спину.

Наконец, отложив непонятный инструмент, лекарь поднялся с края кровати, на которой лежал Фёдор, и обратился к Ярославу Всеволодовичу:

– Князь, дозволь с тобой глаза в глаза поговорить.

Он почти правильно говорил по-русски, и Ярослав вспомнил, что слыхал о долгих странствиях знаменитого лекаря и о том, будто тот несколько лет жил в Киеве, изучая хранившиеся там старинные медицинские книги.

Они прошли вдвоём в соседний покой и там беседовали около получаса. Потом, когда вышли, стоявшая у порога княгиня Феодосия и две её мамушки приметили сероватую бледность на лице князя.

– Я не могу быть уверен в своём предположении, – продолжал начатую речь грек. – Чтобы твёрдо увериться, надо долго наблюдать больного. Я должен вернуться ко двору императора, я – его собственный лекарь. Но могу оставить у вас Феофана. Пусть его молодость тебя не смущает. Он – мой племянник и уже много лет помогает мне в работе. Он сам уже хороший лекарь. На крайний случай Феофан сможет связаться со мной. И ещё… Хворь, о которой я тебе рассказал, обычно проявляется у мальчиков, когда они начинают становиться мужчинами. И порой наступает облегчение, если больной вступает в брак, то есть если у него появляется женщина. Так что, если мыслишь женить сына, князь, сделай это. Возможно, тогда он станет выздоравливать.

Ярослав смешался.

– Но ему и двенадцати нет, лекарь!

Стефан усмехнулся:

– Я и не говорю, что это надобно сделать прямо сейчас. Просто постарайся найти князю невесту и не тяни с его свадьбой.

Феодора, которой муж в тот же день всё рассказал, твёрдо встретила весть об угрожавшей сыну опасности. Она не поняла толком, что за болезнь отыскал у князя Фёдора знаменитый грек, да и сам Ярослав не очень в этом разобрался. Но опасность, со слов лекаря, была реальна, и о ней не стоило забывать[16].

Как и пообещал Стефан, его племянник Феофан остался в Новгороде и по просьбе Ярослава Всеволодовича поселился в княжеском тереме. Юным князьям было сказано, что молодому греку хочется больше узнать о рецептах русских лекарей и получить в незнакомой стране собственный опыт врачевания.

Фёдор с Александром только обрадовались этому. Они уже были рады приезду нового своего друга Данилы, с которым было необычайно интересно. Что до Феофана, то он к тому же недалеко ушёл от них по возрасту – ему сравнялось семнадцать, а выглядел он и того моложе. Юноша быстро стал понимать русскую речь, начал говорить по-русски и охотно общался с младшими князьями. Он, хотя и знал для своего возраста неизмеримо много и был уже настоящим опытным лекарем, отличался тем не менее живым и весёлым нравом, любил смеяться, рассказывать всякие занимательные истории, и юные князья быстро его полюбили.

Александр, кроме того, вскоре убедился, что Феофан, как и он сам, – отменный наездник и так же любит лошадей. А вскоре лекарь доказал, что может при случае и безошибочно выбрать хорошего коня.

К концу того лета в Новгород вновь прибыл греческий плавучий караван. И на сей раз на площадь Торга собрался чуть не весь город. Греки, кроме вин, тканей, изысканных украшений, привезли и три десятка лошадей, купленных в Персии.

– Феофанко, поможешь мне коня себе выбрать? – приступил Саша к новому приятелю. – Князь-батюшка обещал подарить мне, коли смогу сам объездить. Будет первый мой собственный конь. Дружинники говорят, что только тот конь твой, коего ты к узде и седлу приучил.

Лекарь в ответ разулыбался. У него была красивая улыбка – широкая, добрая. При его блестящих карих глазах и украшавшей лицо россыпи веснушек улыбка делала юношу просто неотразимым. Князь Фёдор шутил, что в грека-лекаря за три месяца влюбились все девицы Новгорода, которые его видели.

В тот же день Феофан сходил с Александром на Торг. Кони и впрямь были хороши, но, оглядев их, лекарь стал серьёзен и сказал юному князю:

– Это – лучшая восточная порода, Александр. Эти кони не только очень красивы. Они выносливы и сильны, отважны в битвах. И если ты покоришь такого коня, он станет тебе предан и будет много лет служить от всего сердца. Но только объездить такого жеребца не всякому под силу. Даже опытный взрослый наездник может стать его жертвой. Подумай, стоит ли так рисковать. Ты – князь, от тебя многое зависит.

Мальчик в ответ лишь пожал плечами:

– От трусливого князя вряд ли будет прок. Я хочу вот того коня – вороного. Тебе нравится?

– Это – лучший из всех, – кивнул Феофан. – Но он и самый сильный и самый своенравный. Не погуби себя, князь!

В тот же вечер купленного по приказу Ярослава коня привезли на княжеское дворище. Посмотреть, как сумеет десятилетний Александр управиться с огромным и могучим жеребцом, собралась целая толпа.

– И куда вы таким числом? – негодовал старший князь. – Чтоб конь ещё сильнее взъярился? Глядите, у него и так ноздри шире копыта, в глазах искры. Слышишь, Саша: подумай…

– Да что ж все меня стращают-то! – не возмутился, но почти разъярился мальчик, и все вдруг увидели, как уже по-настоящему, по-взрослому он похож на своего отца.

Александр спокойно подошёл к жеребцу, отпущенному конюхами и метавшемуся внутри образованного толпой широкого круга. Неспешно раскрутив на руке аркан, мальчик метнул его и с первого раза набросил петлю на шею коня.

Необычайно крупный вороной жеребец бешено вскинулся на дыбы, стал бить в воздухе копытами. Аркан всё теснее схватывал его мощную шею, но от этого он лишь сильнее свирепел. Князь Александр изо всех сил обеими руками натягивал верёвку. За несколько секунд его лицо густо покрыл пот. Конь дёргал аркан, гулко, неистово ржал. В какой-то момент мальчик, не выдержав, упал на одно колено. Казалось, вот-вот он не удержится и скакун поволочёт его за собой по земле.

Боярин Фёдор, не сводивший глаз с происходящего, уже не мог скрыть волнения.

– Князь! Ярослав Всеволодович, голубчик! Дозволь помочь князю Александру! Конь попался дикий, что зверь лесной, лютый! Сомнёт же, как есть сомнёт! Дозволь второй аркан кинуть да унять…

По лицу князя Ярослава было видно, что и он волнуется, видя, как опасно положение его юного сына. Кулаки князя сжались, брови сдвинулись, на чуть выступающих скулах играли желваки. Лицо тоже покрыл пот.

Но князь ответил боярину сквозь сжатые зубы:

– Десять лет Александру.