Запустив руку в задний карман брюк, вытащил деньги и медленно отсчитал три крупных купюры.

Лыков удивился странной щедрости. За десять дней, проведенных здесь, на отдаленном посту, на пустой дороге, никто не предложил ему самых мизерных денег. А небольшая сумма сейчас бы не помешала, после смены хорошо бы взять пивка или чего покрепче.

Валиев протянул деньги лейтенанту. Тот пальцем не пошевелил, остался стоять, запустив руки в карманы форменных брюк. Лейтенант думал. А почему бы не поверить в сказку про старого дедушку, хотя давно научился безошибочно отличать вранье от правды. Пусть эти кавказцы катят, куда катят, Лыков их не видел. Лыков уже склонялся к положительному решению, к тому, чтобы взять деньги, но почему-то неожиданно посмотрел на руку Валиева и увидел желтоватую мозоль на внутренней части указательного пальца. Точно такую же мозоль, какая была у молодого парня, представившегося грузином, у водителя машины.

– Встать к машине, руки на капот! – скомандовал вдруг он. – Ноги раздвинуть! Живо!

– Послушай, дорогой…

Лыков зашел сзади, толкнул Валиева в спину. Бригадир сунул деньги обратно в карман и, шагнув к «Форду», бросил красноречивый взгляд на сидящего за рулем Хусейнова, дважды моргнув левым глазом. Затем развел в стороны руки, растопырил пальцы, уперся ладонями в капот и пролепетал:

– Послушай, начальник…

Лыков не слушал. Он сделал первую и, возможно, главную ошибку – расстегнул кобуру, но пистолет не достал. Вместо этого повернул голову к Захаренко:

– Сержант, выгружай этих орлов из машины. Пусть откроют багажник. Посмотри, что у них там.

– Слушаюсь, – отозвался Захаренко и сделал пару шагов вперед.

Лейтенант отвернулся всего лишь на несколько секунд, однако и этого времени Хусейнову хватило на ответные действия. Носком ботинка он подцепил ручки нейлоновой сумки, лежавшей под сиденьем, и подтянул сумку ближе к себе. Наклонив корпус, опустил руку и выдернул из сумки автомат «АКМС» со спиленным прикладом.

Третий азербайджанец, мужчина средних лет по фамилии Баладжанов, занимавший переднее пассажирское место, распахнул пиджак, вытащил из-под брючного ремня «ТТ» и шепотом сказал:

– Я беру сержанта.

– Понял, – прошептал в ответ Хусейнов.

Он опустил предохранитель автомата, передернул затвор, толкнул плечом дверцу. Лыков услышал характерный металлический звук и резко повернулся к машине. Будь у лейтенанта в руке пистолет, возможно, он успел бы выстрелить первым. Захаренко отделяли от «Форда» метров десять. Сержант стоял лицом к машине и видел возню в салоне. Он тоже расстегнул кобуру, потянулся за пистолетом.

Валиев боковым зрением следил за Хусейновым и, когда тот толкнул дверцу машины, повалился грудью на асфальт. С другой стороны дверцу распахнул Баладжанов. Выстрелы с той и другой стороны грохнули одновременно. Хусейнов вскинул автомат и мозолистым пальцем нажал спусковой крючок.

Автоматной очередью лейтенанту оторвало руку чуть выше локтя. Пули попали в бедро, левую часть груди и шею. За несколько коротких секунд Лыкова побило девятнадцать пуль.

Захаренко оказался проворнее своего начальника – он успел поднять пистолет и шесть раз выстрелил в сторону «Форда», выпустив по бандитам почти всю обойму. Одна пуля попала Баладжанову в плечо, другая – в правую часть груди на уровне сердца. Четыре пули прошили лобовое стекло автомобиля.

Выстрелы Баладжанова оказались точнее: он зацепил плечо сержанта, продырявил в двух местах грудь; третья пуля попала в живот, а четвертый выстрел оказался смертельным.

Сержант выронил пистолет и повалился спиной на дорогу, закатив глаза к дымному небу.

Валиев поднялся на ноги, когда все было кончено. Он подошел к убитому лейтенанту, ногой перевернул тело на спину и, подняв отстрелянную руку, бросил ее в дорожную канаву. Затем оглянулся назад и чертыхнулся. Сперва он увидел пробитое пулями лобовое стекло автомобиля. На такой приметной тачке далеко не уедешь. Но это ладно… На асфальте перед капотом сидел Баладжанов. Вся рубашка спереди была залита кровью, а он зажимал большим пальцем дырку в груди.

– Я ранен, – сказал Баладжанов и закашлялся.

– Вижу, – ответил бригадир. – Потерпи. – Наклонившись к нему и внимательно разглядев рану, добавил: – Ничего, скоро заживет.

Судьба Тимонина, вопрос жизни и смерти, в который уже раз за последние дни была решена посторонними людьми без его участия.

Дядя Коля с утра делал вид, что занят неотложными хозяйственными делами, копается на дворе. На самом деле он волновался совсем не о хозяйстве. Задами, огородами Попов пробрался к дому глуховатого Семена. Нужно было узнать, готова ли могила для дорогого московского гостя, глубока ли вышла яма, и еще раз согласовать план совместных действий на вечер.

Семен маялся неизвестностью. Не зная, чем себя занять до назначенного часа, принялся колоть дрова, но бросил это бесполезное занятие. Зайдя в дом, высыпал на газету части сломанного будильника, взял отвертку. Но дым с улицы сегодня был таким едким, что слезились глаза.

Когда появился Попов, он испытал облегчение, теперь есть с кем словом переброситься. Поставив на стол блюдце с кислой капустой и бутылку самогонки, наполнил рюмки. Выпили за успех задуманного предприятия.

– Хорошая могила получилась, – похвастался Семен. – Сам бы в такую лег.

– Еще ляжешь, – ободрил молодого помощника дядя Коля. – У тебя все впереди.

Он еще раз повторил сказанные вчера слова, опасаясь, что Семен забыл, упустил какие-нибудь важные детали, затем, отказавшись от второй рюмки, чего с ним сроду не бывало, поднялся и заспешил к своему дому.

Тимонин, оставленный без присмотра всего на полчаса, все так же сидел у телевизора, склонив тяжелую похмельную голову набок. Однако что-то неуловимое изменилось в обстановке. Дядя Коля, делая вид, что поглощен важными домашними хлопотами, сделал пару кругов по комнате и наконец догадался о перемене. Неизвестно куда подевался портфель с деньгами, стоявший под стулом.

Ни слова не говоря, он вышел в соседнюю горницу, заглянул под стол, лавку, слазил под железную кровать. Портфеля не было. Спросить у гостя, куда тот запрятал портфель, дядя Коля не решился: чего доброго, Тимонин заподозрит неладное, всполошится. Где же все-таки портфель?

Попов тихо вскарабкался по лестнице на чердак, на карачках прополз все углы, помял ладонью сухую и жесткую солому. Пусто. Спустился вниз, вышел на улицу, заглянул под крыльцо, два раза обошел кругом сколоченную из горбыля будку сортира. Портфеля не было нигде.

Тогда дядя Коля опрометью бросился к Семену. Ворвался в избу, упал на стул и проорал:

– Портфель с деньгами пропал! От тебя вернулся, а портфель сгинул. Спрятал, гад, язви его душу!

– Это как, спрятал? – выпучил водянистые глаза Семен.

– А вот так, спрятал.