Смех смолк, и некоторое время я просто сидела с закрытыми глазами, вся отдавшись ощущению его физической близости. Я чувствовала тепло его тела сквозь тонкую рубашку, и со мной происходило что-то странное… Первым отодвинулся Грег, чуть-чуть, но мы уже не касались друг друга.

– Можно и так сказать, но, конечно, это нечто большее, здесь происходили какие-то… замечательные, добрые, лишенные зла события, полные радости жизни. – Он замолчал, заметив выражение моего лица. – Заносит меня, да?

– Да, но я не имею ничего против. Вот подождите, когда я все расскажу Джози.

– Джози?

– Моя подруга и большая ваша поклонница. – Теперь я могла спокойно рассказать ему об этом. Он отвернулся, чтобы положить на место блокнот, а я показала на листок бумаги с эскизом, случайно упавший на пол. – Это что, рисунок монастыря?

Он поднял листок и протянул мне.

– Да, я попытался его реконструировать, нарисовать таким, каким он был в пору своего расцвета. Как вы можете судить, я плохой художник.

– Нет, совсем неплохой рисунок.

– Но далеко не такой, как вот этот. – Он вынул картонную папку, открыл ее и достал еще один рисунок. – Фотокопия, оригинал у моей… у одного знакомого.

Мое сердце снова заколотилось. Но не потому что он случайно задел рукой мою грудь. И не потому что его лицо было близко от моего, и можно было даже разглядеть темные, загнутые ресницы. Фоторепродукция картины, изображавшей монастырь, которую он протянул мне, внезапно стала центром моего бытия. Я никогда не видела ее раньше, и вместе с тем она была мне знакома. Быстрые, четкие линии, уверенный стиль, прекрасная композиция.

– Он ее подписал, разумеется.

– Кто? – еле слышно спросила я, но, прежде чем Грег успел мне ответить, уже разглядела витиеватую подпись в углу.

– Художник, Дэвид Лайлл.

– Мой отец!..

Знаете выражение: «Земля остановилась? Так вот, это произошло. Или, по крайней мере, она замедлила свое вращение. Я не могла отвести глаз от картины. Не раздавалось ни звука. Наверное, до этого момента я слышала шум ветра в траве и отдаленные крики чаек, но тут все смолкло, даже звук моего собственного дыхания…

– Бетани? Что с вами?

Голос Грега. Почему он здесь? Какое отношение имеет он к картине и всему тому, что я теперь вспомнила о своем отце?

– Бетани, ради Бога!

Картина поплыла перед моими глазами, я качнулась, но он повернулся и успел схватить меня за руки.

– Бетани! Дыши!

Я послушалась и отодвинулась от него, хватая воздух ртом, потом разрыдалась.

– Вот так-то лучше.

Когда он обнял меня и прижал к себе, успокаивая, как плачущего ребенка, я не возражала. Просто не могла возражать. Грег утешал меня, гладил по спине… смахивал пряди волос с мокрого от слез лица.

Постепенно я стала успокаиваться и увидела растущее мокрое пятно на его рубашке.

Извините. – Я отодвинулась.

– За что?

– Ваша рубашка…

Он покачал головой.

– Пустяки. Но…

– Но что?

– Бетани, если это не расстроит вас еще больше, мне бы хотелось знать, почему вы так прореагировали, увидев одну из картин своего отца?

Одну из картин своего отца! Грег понятия не имел, какими странными показались мне его слова. Я ведь лишь мгновение назад вспомнила, чем занимался мой отец в те далекие дни. К тому же многое еще оставалось невыясненным. Например, как оказалась у Грега эта картина и у кого оригинал. Но ведь он не знает, насколько основательно я забыла свое прошлоеМне не хотелось взваливать на него мои сегодняшние проблемы, поэтому я решила сказать ему только часть правды.

– Мой отец не так давно умер. Возможно, вы не знали?

– Разумеется, не знал. Откуда? – Он говорил правду, меня убедило в этом потрясенное выражение его лица. – Бетани… – Он укладывал свои заметки и бумаги. – Мне очень жаль, что я вас так расстроил, но я и понятия не имел…

– Ничего, все в порядке. Не терзайтесь, я рада, что вы показали мне картину, я ведь никогда не видела ее раньше.

Он встал и протянул мне руку, помогая подняться.

– Пошли, нам надо выпить, а возможно, и поесть. Вы сегодня ели?

– Да, я завтракала. Грег, нам действительно пора идти? Я бы хотела узнать поподробнее о вашей передаче…

– Я и расскажу. Но не сейчас и не здесь.

– Но…

– Я настаиваю. Хотите вы есть или нет, а я голоден и с удовольствием бы пообедал в каком-нибудь месте покомфортнее, чем моя гостиница. Нет, там все нормально, просто в современных гостиницах нет нужной атмосферы.

В тот момент мне не пришло в голову, что он не упомянул при этом в какой именно гостинице остановился. Грег надел куртку и перекинул через плечо ремень от сумки. Он закрыл за собой дверь, и мы направились к дороге, прочь от часовни и развалин монастыря.

– Послушайте, там у меня машина. Дорога еще сохранилась, хотя в последнее время сюда мало кто ездит.

– Все изменится после вашей передачи.

– Я знаю, и это одна из тем, которую я хотел бы с вами обсудить. Ведь земля здесь принадлежит вам. Хоть у меня и есть разрешение Фонда, я просто обязан рассказать вам о своих планах.

– Понятно.

Значит, вот зачем он заходил ко мне утром. Не потому что снова хотел меня увидеть после вчерашней встречи…

Грег ездил на большом, темно-синем «вольво». Он объяснил, что ему требуется место для оборудования и снаряжения, ведь иногда приходится разбивать лагерь в отдаленных от цивилизации местах. Ох, Джози, подумала я, как бы тебе хотелось разбить лагерь в отдаленном месте с Грегом.

Он повернул не к Ситонклиффу, а на север.

– Куда мы едем?

– По правде – не знаю. Давайте просто прокатимся немного. Найдем тихую деревушку и тихий деревенский паб. Годится?

– Годится.

– Бетани, не может быть! Так далеко!

– Очень может быть. И не так уж это далеко.

Когда я рассказала Джози по телефону, что мы доехали почти до Шотландии, ей, похоже, пришли в голову шальные мысли. Но я уверила подругу, что Грега интересовали только дела и он вовсе не собирался меня похищать с целью женитьбы на наследнице богатого состояния.

Разумеется, я лгала, потому что мы совсем не говорили о делах. Мы просто радовались жизни.

Бар в гостинице «Колокольчик» оказался длинной, низкой комнатой с потолочными балками. Грег с одобрением посмотрел на камин.

– Гм, похоже – настоящий, а не этот газовый, искусственный. Вот приедем сюда в холодную погоду, и в нем будут жарко пылать дрова.