Настоящий хускарл врезал бы мне за такие слова. Хотя бы для доказательства своей силы. А у жреца даже выражение глаз не поменялось. Ни единой искорки не вспыхнуло.

— Да и как можно верить в бога, который каждый день бегает вокруг земли, как вспугнутый заяц?

Тулле тоже попробовал лепешку с жижей, и, видимо, она пришлась ему по вкусу. Он подхватил последний кусок хлеба, тщательно вытер миску из-под варева и доел остатки.

— Тут ты не прав, карл, — сказал жрец. — Раньше мы тоже считали, что Солнце бегает по кругу. Мудрец Абдулхаким долгие годы наблюдал за звездами и понял, что не Солнце крутится вокруг Земли, а Земля бегает вокруг Солнца. И все звезды, все небеса ходят вокруг Солнца. В центре этого мира стоит неподвижное Солнце, а все остальное не смеет к нему даже приблизиться.

— Что за чушь! — воскликнул я. — Любой, у кого есть глаза, может видеть, как солнце встает на востоке и уходит на запад. Если бы земля крутилась вокруг солнца, разве бы мы этого не почувствовали?

— Плавал ли ты когда-нибудь по реке? — невпопад спросил жрец.

— Конечно, плавал!

Я все же не выдержал и встал. Почему-то его слова насчет Солнца меня разозлили. Не будь он глупым жрецом и не будь у него девятой руны…

— А смотрел ли ты в это время на берега?

— Ну, смотрел.

— А не казалось ли тебе, будто это не лодка движется вместе с рекой, а берега убегают вдаль?

Я промолчал.

— Земля — это наша лодка, а Солнце — как неподвижные берега. И когда человек сидит в лодке, то не видит течения реки или хода лодки. Он видит движение берега.

Я выхватил топорик и с размаху врезал по столу, прямо перед руками жреца. Тот вздрогнул, но рук не отдернул.

— Трэллям такое ври!

Выдернул топор и выскочил из дома. Из-за злости перепутал двери и влетел обратно в каменный сольхус. Бритты, увидев человека с топором в руке, завизжали, шарахнулись по сторонам. Я прошел через зал, ударил по шару. Лезвие топора завязло в нем.

— Да сожри вас всех Бездна! — рявкнул я, вытащил топор и выбежал на улицу.

— Нет, ты слышал? Слышал, что сказал жрец?

Я ходил взад-вперед по пыльной дороге, отпинывая собак и гусей, и никак не мог решить, вернуться в сольхус или нет. Будь тот жрец чуток послабее, я бы вбил его слова ему же в глотку. Но девятирунный…

— Слышал, — лениво отозвался Тулле. Он прислонился к облупившейся глиняной стене дома и спокойно ждал, пока я успокоюсь.

— Он сказал, что наши боги: Фомрир, Скирир, Корлех, Мамир, — не существуют! И почему? Потому что кто-то поплавал на лодке! И с чего бы этому трахнутому солнцу касаться меня? Почему не тебя? Это же ты вечно смотришь, а не будет ли засухи? Не будет ли жары? Не сдохнут ли посевы?

— Потому что ты много спрашивал. Жрецы, они как дети или старики! Увидят, что кто-то согласен их выслушать, и вцепляются, как пиявки. Жрецы продают слова! Им нужны чужие уши. — Тулле вздохнул: — Жаль, не спросил, что за каша была на столе. Вкусная.

— Ладно. Пошли скальда искать. Или девок.

Мы еще несколько раз натыкались на сольхусы, только победнее и попроще видом. Те же мазанки с соломенными крышами, только с желтым кругом наверху. Но больше я никуда не заходил. Пусть там бритты молятся!

Да и что за честь служить богу, у которого нет ни имени, ни семьи? Даже лица нет! Может, он изгой? Потому и поклоняются ему изгои.

И что за честь быть богом безрунных? Ладно бы бог делал своих почитателей сильнее! Так ведь нет! Он запрещает есть мясо и убивать врагов! И в чем радость слушать день-деньской скулеж рабов? Неужто не радостнее смотреть на подвиги, слушать хвалебные песни, вдыхать аромат жареной свинины? Да, Фомрир — бог, и я возношу ему хвалы во время боя. Но в то же время он ходит по миру на двух ногах, носит огромный меч, спит с женщинами и пьет пиво. Он одновременно и велик, и понятен. Не то, что горелая лепешка на небе!

Я остановился и врезал самому себе по животу. Тулле усмехнулся.

— Ты, если что, обращайся. Мне сподручнее будет.

— Знаешь, что сделал тот жрец?

— Что?

— Я теперь не смогу смотреть на солнце. Каждый раз буду вспоминать его слова.

— Так не смотри. Вон, лучше туда глянь… Кажись, знакомец наш.

Я приподнялся на цыпочки и заметил грязно-рыжую шевелюру, торчащую колом. Неужто Фарлей?

Тулле громко свистнул и махнул рукой. Рыжий приметил нас и поскакал вприпрыжку в нашу сторону.

— Разлюбезные господа! Приветствую вас в славном и богатом Сторборге! Чем бездельник Фарлей может услужить вам?

Его нелепые волосы, тощие ребра и красные штаны в клетку начисто вымели из моей головы мысли о жреце. Я стоял и радовался безрунному бритту, которого видел второй раз в жизни, будто застоявшаяся девка первому ухажеру.

— А что, Фарлей, Сторборг ты знаешь так же хорошо, как и Фискехале?

— Конечно, нет! — и бритт нахально подмигнул. — Намного лучше. Я в Фискехале мимо пробегал, там подсмотрел, тут подслушал. А уж в Сторборге Рыжий Фарлей каждую собаку знает. Разве что вон та незнакома. Видать, в гости пришла.

Я рассмеялся, глядя на облезлую псину, лежащую под плетнем.

— Длинный у тебя язык, Фарлей. Как только не отрезали!

— Бабы не жалуются.

— А ты случаем не скальд?

Фарлей состроил испуганное лицо, отшатнулся, да так сильно, что едва не упал. В последний момент почти сумел вывернуться, но наступил на ту самую собаку. Та взвизгнула, щелкнула зубами возле фарлевой пятки и удрала. А Рыжий каким-то чудом так и не шлепнулся в пыль.

Я захохотал еще сильнее, утирая выступившие от смеха слезы, и кинул бритту монету. Жаль, что он безрунный и что бритт. Его бы в хирд, так и скальд не надобен будет.

— Так что господам угодно? Крепкое пиво? Мягкие сиськи? Или снова ищете кого?

— Ага. Ищем. Нам скальд нужен. Не бритт и чтоб без вот этого, — и я покрутил рукой в воздухе.

— А какой скальд? Как выглядит? Как кличут? — посерьезнел Фарлей.

— Нам любой сойдет. Товарища в хирд ищем.

— А-а, такой скальд, — протянул бритт. — Так вы это удачно пришли! Уже третий день на Красной площади состязаются скальды со всего Бриттланда. И не только Бриттланда.

Фарлей подпрыгнул, как будто его в задницу оса ужалила, сделал два круга возле нас, а потом побежал по дороге, перепрыгивая через собак и гусей. Вот только с виду он бежал быстро, а на деле едва ли пешего обогнать сумел бы.

— Ну как, удачно ли поохотились? Пригодились ли бочки? — полюбопытствовал бритт.

— Ага. Скримслов поймали. Сначала какая-то погань на берег выползла, еле удрали, а вот на другой раз скримслов подманили.