— Да ладно тебе, что ж мы, совсем без понятия, что ли, — успокаивал Гена. — Довезешь до остановки, а там уж мы справимся. Ты, главное, про магарыч не забудь.

— Заметано, Гена. Даже не сомневайся. Чтобы я своим корешам подставу кинул? Да ни в жизнь!

Павлик отвез друзей на остановку маршрутных такси и вернулся к интернату. Припарковав машину в неприметном месте недалеко от кованой изгороди, он чуть не бегом бросился к зданию.

Павлик хорошо помнил инструкцию Зеленского «пошуметь и отваливать». Но выполнять ее с буквальной точностью не собирался.

Когда он с друзьями разобрал плиты, из непроглядной тьмы пролома повеяло таким нерушимым безмолвием и пустыней, что не оставалось никаких сомнений — ни у самого отверстия, ни в ближайших его окрестностях нет ни одной живой души. «Шуметь» не было ни малейшего смысла. Поняв это, Павлик сразу исполнился самых нехороших предчувствий. Он был почти уверен, что, спустившись вниз, Харитон нашел ход в пещеры.

Готовый тотчас нырнуть в пролом и отправиться в погоню, он не промедлил бы ни секунды, но под ногами путались верные друзья. Прежде чем приступать к решительным действиям, нужно было избавиться от них. Павлик провел в томительном ожидании еще полчаса, катаясь на остановку и обратно.

«Ушел, ушел, гад!» — почти в истерике думал он, подбегая к обрушенному углу больничного корпуса.

Но в подвале было так же безлюдно и тихо, как и полчаса назад, когда он с друзьями вышел отсюда, и эта неизменность обстановки подействовала на Павлика успокаивающе.

Он вытащил маленький карманный фонарик, который прихватил из машины, и посветил вниз, в отверстие. Так же, как незадолго до этого Харитон, Павлик не увидел там ничего, кроме незыблемой водной глади.

Он проверил надежность крепления веревки и, уцепившись за нее, стал осторожно спускаться вниз.

«Вот анекдот будет, если он вообще сюда не лазил, — с усмешкой подумал Павлик, неуклюже корячась в попытках пролезть в узкое отверстие. — Может, веревку зацепил, а плиты и рухнули. Сразу. Хотя тогда он бы к джипу вернулся. А там его не было. Значит, должен быть здесь».

Возвращаясь в подвал, Павлик из машины захватил с собой не только фонарик. На щиколотке под трико, закрепленный специальной эластичной повязкой, ждал своего часа отличный немецкий нож. Павлик, непременный участник всех кащеевских уличных разборок и боев «стенка на стенку», умел с ним обращаться.

— Так и пришлось всех их по одному на перо посадить, — невнятно, будто сквозь метровой толщины стену, доносилось до слуха Харитона. — А как ты думал? По-другому там не получалось. Я ж, считай, засветился по полной. Такого быка запорол, вспомнить страшно. Так что счет на равную шел. Либо я их, либо они меня.

— А кто ж тебя слил тогда, если ты всех их до единого ушатал?

— Нашелся один… волк тряпочный. Ну да ладно, он своих получит еще. Я добро помню. Когда этот кореш-то твой придет? Долго ждать?

— Должен к восьми.

— Смотри. Торчать здесь не резон, время дорого. Там, поди, вся кича уже на ушах стоит. Ты-то чего сорвался? У тебя ж вроде кража просто. Оттоптал бы свои два с половиной, да и гулял себе чистеньким.

— Хорошо б, если кража. Там ограбление мокрое. Ломбард брали, наследили маленько.

— Вон как. И сколько до звонка оставалось?

— Трешка.

— Дурак ты. Олень. Трешка — как на парашу присесть. А если не выгорит дело, тебе за рывок еще пятеру впаяют. А злые будут, так и отягчаловку нахлобучат. Устанешь радоваться.

— А тебе не впаяют?

— Ты со мной не равняй. У меня масть особая. У меня по этой весне такой «подснежник» всплыл, что к тому, что было, еще червонец как минимум приходил. Хорошо, у меня близкие везде. Заранее дали знать. Кинули маляву, так, мол, и так, Сытый, напачкал ты с этим жмуриком сильно неаккуратно. Жди новостей. Подумал я, посчитал, да и решился. Чем остаток жизни зону топтать, вольным воздухом подышу напоследок. Хоть полдня, да мои. Смотрящий у меня тоже в корешах был, да вот ты еще подвернулся. Прямо в цвет угадал. Братаны у тебя из местных. Где они, эти братаны твои? Смотри, парень. Мне на уши приседать, это и обломиться недолго. Так фуфел начищу — до самых праздников не забудешь.

— Да кто приседает, Сытый? Гадом буду! Кореш это мой, самый верный. Все в елочку, как обещал, сделает. Даже не сомневайся.

— Смотри.

«Пожалуй, там наверху все-таки комната или келья, — думал Харитон, стоя на лестнице и слушая этот содержательный разговор. — Не берлога. Навряд ли эти ребята из местных. Столетний давности подкоп в лесных дебрях они, скорее всего, просто бы не нашли. А избушка — ориентир заметный. Похоже, тот, кто должен встретить парней на воле, уже бывал здесь и решил, что для конспиративных встреч местечко вполне подходящее».

Тем временем в разговоре наверху возникла продолжительная пауза. Потом Харитон услышал, что говорят уже трое. Шумные взаимные приветствия сменились приглушенным, «полулегальным» бормотанием, а минут через десять наверху воцарилась нерушимая тишина.

Харитон подождал еще некоторое время, чтобы гости лесной избушки отошли подальше и не могли слышать шума. Потом взял монтировку и возобновил свои атаки на закрытую дверцу люка.

Поняв, что вверх ее не открыть, он хотел сбить петли и попытаться отогнуть ее вниз, внутрь погреба.

Сделать это оказалось не так-то просто.

Почти час молотил он монтировкой по толстенным железным изразцам, на которых крепилась дверь. Старинные литые петли надежно и добросовестно были закреплены огромными болтами. Чтобы сорвать их, Харитону понадобились и смекалка, и немалые физические усилия.

Тем больше было его разочарование, когда он увидел, что все это ни к чему не привело. Куски искореженного железа валялись на полу погреба, а массивная крышка по-прежнему оставалась на месте.

— Вот зараза! — сплюнув, в досаде проговорил Харитон. — Ну я тебя добью!

Вновь взявшись за монтировку, он начал сбивать деревянные «бордюры», окантовывавшие люк. Поработав с полчаса, диггер заметил, что упрямая дверь начинает поддаваться.

— Ага! Наша берет! — издал он победный клич и с удвоенным энтузиазмом принялся кромсать неподатливое старое дерево.

Вскоре одно из бревен, образовывавших «бордюры», уже лежало рядом с петлями на полу. Другое бревно, оторванное наполовину, свешивалось вниз, готовое упасть следом.

Неожиданно Харитон заметил, что дверца люка начинает проседать, как будто сверху на нее давит что-то очень тяжелое. Взявшись за ручку, он потянул на себя, помогая этому движению.

Через секунду дверца, сорвавшись, полетела на пол, а на голову Харитону обрушилось, как ему показалось, не меньше тонны земли.

Отряхиваясь и отфыркиваясь, он обнаружил, что дно погреба стало черным от покрывшего его грунта. Подняв голову, диггер понял, откуда он взялся.