– По какому поводу гуляем? Тебя Тесса попросила по пути в магазин заскочить?

Приличная такая головка сыра. Причем козьего.

Нора распахивает холодильник, выуживает полуторку молока.

– Нет. Я хочу испечь кексики.

Подношу к лицу какую‑то баночку. Читаю: инжирная паста.

– С инжиром? – В недоумении киваю на луковицу. – И с луком?

– С инжиром и луком, – кивает Нора, закрыв дверцу. Подходит ко мне.

Ну ладно, хозяин – барин.

Ей комфортно на кухне, она так и порхает, и смотреть на нее – одно удовольствие. Нора потянулась к буфету, длиннющая футболка приподнялась, и из‑под нее показались джинсовые темные шортики. Да, значит, там все‑таки что‑то надето. Что ж… прекрасно.

Она ни звука не произнесла за последние пару минут. Молча включила духовку, молча размазала масло по форме для выпечки.

Наверное, придется самому заводить разговор.

– Как поживает Скарсдейл? – интересуюсь я невзначай.

Нора оборачивается и сухо так говорит:

– Нормально, что ему сделается. Как поживает Бруклин?

Улыбаюсь.

– Нормально, что ему сделается.

Она опять повернулась к плите, а у самой плечи подрагивают – угорает над чем‑то исподтишка.

Не знаю, о чем еще заговорить. Так много всего на уме, но страшновато ее разозлить. Не разговор, а эквилибристика какая‑то. Приходится отгонять кучу мыслей про то, что случилось на этой самой кухне. Как она потрогала мои мускулы, а потом прижалась ко мне всем телом. Помню вкус ее губ, жаркие стоны, как она раскачивалась у меня на коленях…

– Что с тобой? – спрашивает Нора в самый разгар моих грез.

В кухне вдруг стало душно. Повисла давящая тишина.

Качаю головой – мол, все в порядке. Соврал.

Сажусь за стол. Обогнув меня, Нора достает из холодильника картонку с яйцами. Духовка пикнула – как видно, нагрелась до температуры, при которой пекут эти загадочные кексы.

Меня прямо распирает, хоть кричи от того, сколько всего внутри накопилось. Слова так и рвутся наружу. Мне бы коснуться ее, но сил нет и боязно.

– Точно? – тихо переспрашивает Нора, расправляя плечи. – Ты что‑то притих, вот я и подумала…

Я не ответил. Не знаю, как сформулировать, чтобы она не сбежала.

– Если я что‑то скажу, ты исчезнешь. Забыла? – Получилось с надрывом.

Она обернулась, обтерла руки о полотенце, подходит ко мне.

– С чего ты взял?

Эта женщина не в себе.

– Ты сама так сказала. Что если я попытаюсь давить, ты просто исчезнешь. Обидно. – Ищу ее взгляд. – Обидно и страшно, потому что мне хочется быть с тобой, а я – как в оковах. Все время боюсь не то сказать, не то сделать. Каждый раз подбираю слова, чтобы тебя не задеть. Понятно, конечно, ты еще не готова впустить меня в свою жизнь, но хотя бы чуть дверь приоткрой. Я весь извелся.

Ее взгляд скользнул по моему лицу.

– Лэндон, – говорит Нора и присаживается рядом. – Я не хотела, чтобы все так вышло. Не надо скрывать свои чувства, не бойся, что я в ту же минуту сбегу.

Тормошу пальцем хвостик от пленки под дерево, которой оклеен стол. «Икеевский» ширпотреб. Сейчас я ему даже рад, есть на что переключиться.

– Лэндон, посмотри на меня. – Ее теплые пальцы лежат на моем подбородке. Она приподнимает мое лицо. – Сыграем в игру? – Нора придвигает свой стул поближе. Так хочется вновь почувствовать на себе прикосновение ее пальцев. Не дожидаясь моего ответа, она продолжает: – Правила таковы: мы говорим только правду, идет?

– Всю целиком?

– И ничего, кроме правды.

– Да поможет тебе Господь.

Она одарила меня той самой улыбкой, от которой я моментально готов влюбиться.

– Пока смерть не разлучит нас? – Мы оба смеемся. – По‑моему, это клятва для молодоженов. – У нее такой естественный смех и такая естественная красота.

Беру себя в руки.

– Мне уже нравится твоя задумка. На что играем?

Облизнувшись, Нора закусывает губу.

– На откровенность.

Не могу ни о чем думать, кроме этих губ. Хочется их коснуться, чем угодно – губами, пальцами, языком.

– На чью? Твою или мою?

– На обоюдную.

– И когда начнем? – Я испытующе уставился на нее, жду ответа.

Только я заметил, что коса у нее растрепалась, как она тут же проводит по волосам, будто мысли мои прочла.

– Прямо сейчас. Чур, я первая.

Не вижу препятствий. Валяй.

Нора вздохнула, потянула за ленточку, расплетает косу. Пальцы так и мелькают в черных волнистых прядях.

– Там, на станции в Скарсдейл, помнишь? Ты сказал, что соскучился. Это правда или нет?

– Конечно, правда, – отвечаю без колебаний.

Улыбается. А я глаз не спускаю с ее пальцев. Она вновь заплетает косу.

– Моя очередь. – Опустив взгляд, ковыряю ободранный угол стола. – Ты скучала? Правда – не правда?

Она кивает. Мы, как Китнисс и Пит, играем в «правду или вымысел». Я смотрю на нее выжидающе, а она все молчит.

– Слов не существует, пока их не скажешь.

Нора смерила меня одобрительным взглядом.

– Ложь. – Тут она упреждающе вскидывает руку и добавляет: – Я имею в виду последнюю фразу. Слова существуют, если их написать. И если ты не поленился их увековечить, то они чего‑то стоят.

Я готов с этим поспорить.

– Даже если запишешь, их можно стереть, зачеркнуть. Но если сказал – то ничего уже не исправишь. Они так и останутся навсегда.

Нора откинулась на спинку стула.

– Слова существуют до тех пор, пока ты не захочешь забрать их назад.

Надо быть осторожней с ответом.

– Обещаю не говорить того, что мне захочется забрать назад.

Я хочу взять Нору за руку, но она отстраняется. И добавляет не без колебаний:

– А я обещаю не говорить того, что захочется стереть из памяти.

– Не поможешь мне с выпечкой? – предлагает она, кивнув на стол, где лежат продукты: масло и картонные соты из‑под яиц.

– Если под «помощью» ты подразумеваешь эмоциональную поддержку, тогда да, с радостью.

Мой ответ ее позабавил. А меня радует ее чудесный смех. Помощник на кухне из меня еще тот. Вы мою маму спросите, она подтвердит. Приподнявшись на цыпочки, Нора достает с полок различные ингредиенты. Непонятно, зачем было рассовывать продукты по шкафчикам, если знаешь, что они тебе скоро понадобятся. Женская логика.