Никита прибавил шагу, но расстояние между ними не уменьшалось. А потом призрак исчез. Распался на темноту. Никита прошел еще несколько шагов. Остановился.

Они почти вышли из поселка. Справа за деревьями угадывался дом священника. Дом Невест… Дом Смерти…

Страх накатил внезапно. Вот ведь дурак! Ой, дурак! Призрак его за собой поманил — он и побежал, и теперь этот дом… Тут же все что угодно может быть. Доски пола провалятся, крыша съедет, дверью прихлопнет, в окно какая сила толкнет, сквозь стены злодей выглянет. Черная рука протянется, зеленые зубы покажутся, фиолетовый глаз подмигнет…

Треснула ветка.

Кто здесь?

Сразу стало холодно, по волосам погладил ветер. Никита перестал чувствовать собственное тело.

Зашуршало, словно кто-то лез сквозь кусты. Стихло.

Зрение сузилось. Никита вертел головой, вглядываясь в каждый предмет на дороге, и видел только фрагменты — вот ветка дерева, вот склонились кусты, вот на дорожке лужа, вот ветер согнул березу и теперь ясно видно розовое крыльцо дома, вот словно по крыше мелькнула тень.

Пробежали. Песок прохрустел под ногами. Никита крутанулся. Успел заметить — длинные волосы, что-то светлое.

Дом Трех Смертей! Вот как называла этот дом Хельга. У священника было три дочери!

Не выгонял его призрак, нет! Наоборот! Привел к нужному месту.

Все стало предельно четко и ясно. Сейчас он все поймет!

Никита рванул по еле заметной тропке к дому. В стороне затрещали ветки. Черт! Их же трое! Сестры.

Повернулся.

Шелестят мокрые тяжелые листья. Ветер над головой гоняет туда-сюда тяжелые туши крон. Светлый дом в темноте видится призрачным кораблем. Вот сейчас оторвется от земли и поплывет. Поплывет на Никиту.

Это было настолько явственно, что Никита попятился. Шлепанцы. Наступил сам на себя и упал.

Засмеялись.

Дом нависал, дом пялился на него тусклым окном.

Стекла звякнули, щелкнули задвижки. Невидимая рука толкнула створки окна. Никита увидел, как из темного еще потолка вывалилась люстра. Огромная. Стеклянные висюльки. Вспыхнула, ослепив. Свет прокатился по стенам, прогоняя мрак, встряхнул обои, делая их яркими. Словно недавно наклеенными. Распахнулись двери. Вдалеке мелькнула фигура в светлом. Раздался смех.

— Смотри, смотри! Целуются! Ханна.

Взревела музыка. Простучали каблучки.

— Что же ты сидишь? Заходи!

Никита не сразу понял, что говорят ему. Из окна свешивалась девушка, круглолицая и румяная, темные волосы собраны в тугую прическу.

— Смотрит!

Засмеялась, откидываясь назад. Она кого-то там, в коридоре, заметила. Чуть нахмурила брови.

— Давай через окно, — шепотом предложила она, и Никита стал подниматься. Он уже ничего не помнил и не чувствовал. В груди сидело одно желание — из темноты и сырости, из грязи и непонятности попасть туда, где чисто и светло, где весело и ему рады. — Скорей, скорей, — манила девушка. У нее была полная белая рука. Рука…

Неправильно эта рука изгибалась. Не в локте, а как-то всеми костями от плеча к запястью.

Взгляд девушки застыл. Но из распахнутого рта еще лился смех. Неестественный. Жуткий.

Поначалу от звона в ушах показалось, что смех переливается как колокольчик. Но вот фыркнули, и смех превратился в самый обыкновенный.

— Ты что здесь делаешь?

Обернулся. Хельга. Волосы распущены, белая ветровка, узкое лицо будто светится. Взгляд пронзает. Ну чистое привидение!

— А ты?

Никита оглянулся на дом. Неужели она не видит, что в нем происходит?

Ничего не происходит. Дом был темен. Окно закрыто. Ни девушки, ни музыки, ни люстры. Никита коснулся ушей, словно проверяя, на месте ли.

— Я рядом живу, — Хельга показала в темноту. — Через дорогу. Услышала, что тут кто-то ходит.

Никита сел.

— Мне здесь нравится. — Она опустилась на корточки рядом и посмотрела на дом. — Он такой таинственный.

— А призраки?

Хельга в ответ засмеялась, прикрыв лицо рукой. В руке книга.

— Что это? — тупо спросил он. В голове стояла странная пустота, тела не чувствовал — где он, что с ним?

Хельга повернула книгу обложкой. Гора и летящая птица. Цапля. Шея длинная. Названия не видно.

Никита тупо смотрел на книгу.

— «Страна аистов». В библиотеке взяла. Вставай.

Она протянула руку, но Никита поднялся сам. Не хватало еще помощь от девчонки принимать. Стоял, отряхивался, искал потерянный шлепанец.

— Говорят, — улыбнулась Хельга, — что тебя сегодня мелкие напугали.

— Так сразу и «напугали»! — Страх ушел, в душе было пусто и слегка обидно — чего он повелся на все эти рассказы? Вот дурак! — Я ж вас не знаю. Может, вы тут каждый день кого-нибудь хороните. Правила такие.

Хельга пошла к дороге. Никита в который раз заметил, что у нее легкий шаг. Как у птицы.

— Нет никаких правил, — тихо произнесла она. — Все боятся проклятия. Вот и все.

Повернулась и неожиданно оказалась совсем близко. Почувствовав ее дыхание, Никита вдруг испугался, что Хельга его поцелует. Но девушка только пристально посмотрела ему в глаза и опять пошла вперед. Спросила:

— Ты не боишься?

Никита пожал плечами, фыркнул, спохватился, что всех его ужимок никто не видит. Ответил:

— Не знаю. Вроде оно и есть, а вроде и нет. Вам виднее. Оно ваше.

Хельга опять остановилась.

— А знаешь, — нерешительно начала она, — сила проклятия скоро закончится.

— Да? Так, может, больше никто и не умрет? — обрадовался Никита.

— Возможно. Но этого пока никто не знает.

Никита откашлялся. Что там она читает? Наверное, опять какие-то легенды.

— Пойдем, — позвала Хельга.

Никита никак не мог шевельнуться, ноги разучились сгибаться, в шлепанцах стало холодно.

— А эти… дочери священника — они тоже призраки? — спросил он, заставляя себя сдвинуться с места.

— Почему? Ты их видел?

— Раз хозяин комбината тут все проклял… может, их тоже?

Никита обернулся, но в темноте уже ничего было не разглядеть. Только ветер шумел листвой, недовольно что-то шепча.

— Нет, они просто умерли. — Хельга помолчала. — От старости. Говорят, что если пожить в этом доме, то никогда не выйдешь замуж.

Никита закатил глаза. Какая же глупость волнует девчонок! Тут вопросы жизни и смерти решаются, а они все об одном…

— Пришли.