Он постоял, постукивая книгой о ладонь. А потом пошел и сам не заметил, как оказался около колонки. Крапива все так же клонилась, доска на тропинке была замызгана грязью.

— Иди сюда! — громко крикнули от Дома Трех Смертей.

Никита вздрогнул и уронил книгу. Удачно уронил — жестким уголком корешка на голую ногу.

— Сюда!

Женский голос. Громкий, требовательный.

— Что встал? Убью сейчас!

Стараясь не делать резких движений, Никита наклонился, подобрал книгу. Бросил взгляд на дом.

— Быстро, я сказала!

Он уже был готов кинуться бежать, когда кусты зашуршали, выпуская здоровенную псину.

Никита закрыл глаза, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Дурдом. Все как в том анекдоте.

Собака с чавканьем зевнула и вновь ушла в кусты.

Тьфу на вас всех. Пойдет-ка он на комбинат, пока там толпа не собралась. Чего они, кстати, все днем делают, что только к вечеру освобождаются? Коров пасут?

Ворота комбината были все так же приоткрыты. На них все так же висел сильно выцветший знак «STOP».

Площадка, справа штабеля пиленых досок. Слева развалины.

Интересно увидеть, как тут все было еще при финнах. Чистенько и аккуратненько, наверное. Мерный стук машин.

Грохнуло, словно что-то тяжелое уронили. Земля под ногами дрогнула.

Никита побежал к старым корпусам. Ноги вдруг стали легкие, он еле касался земли. Ему было хорошо и весело. Пусть пугают! А ему не страшно!

Темно-красные корпуса настороженно смотрели провалами огромных окон. В воздухе словно разлился гул.

Проклятие, значит… Был у комбината хозяин. После войны всех выгнали… Хозяину не хотелось расставаться со своим добром. С собой забрать комбинат он не мог, а оставлять не собирался.

Никита обогнул домики с пандусом, спустился в овражек с пружинящим от старых опилок дном. Задрал голову. Отсюда наклонная конструкция выглядела устрашающе — торчащие доски, провисшая крыша, подкосившиеся опоры.

Никите показалось, что пандус заваливается. На него. Отбежал. Сердце колотнулось в горле. Внимательно оглядел кусты, деревья. Серые липы. Точно! За ними кто-то прячется. Ветер шелестит листвой кустов, будто скрывая звуки шагов.

— Эй!

Никого. Знакомое чувство тревоги. Никита улыбнулся. Что ему больше всего нравилось в заброшенных домах — так это неизвестность. Школа, квартира, занятия по часам, пораньше ложиться спать, вставать по будильнику — это все было привычно и скучно. Там, где законы времени уходили, рождалась настоящая жизнь.

Хозяину нужны жертвы… Возможно! Все семьдесят лет? Если бы тут каждый год кого-нибудь убивали, дядя Толя бы знал, и баба Зина ни за что не позвала бы внука в гости. Значит, никакой закономерности. Местные резвятся, запугивают новенького.

Никита переложил книгу из руки в руку — пришлось ее отклеивать от вспотевшей ладони. Поднялся по ступенькам к кирпичной будочке, отсюда начиналась наклонная часть элеватора.

Вид отсюда — в самый раз фильм ужасов снимать. Убегающий вверх коридор из ломаных досок. С крыши кусками свисает рубероид и остатки настила. Деревянные балки с трудом держат шаткую конструкцию.

Что ж, если неприятности ждут, то самое время пойти им навстречу.

Пискнуло. Никита поспешил к проему между боковыми досками. Никого. Ветер гонит зеленую волну крон. Надо сфоткать сверху и выложить в Сеть. Это будет мегакадр…

Под ногой треснуло. От треска пошла вибрация. Конструкция охнула. Никита глянул наверх, туда, где пандус переходил в башенку.

Хозяин. Его не очень хорошо было видно за повисшей доской, но это был он. Черные брюки. Черный длинный пиджак. Да чтоб его уже нечистый прибрал! Вот навязался!

Треск повторился. Теперь уже звук шел по всему элеватору, отзываясь тут, там, везде. Посыпалась труха.

— Беги!

Это крикнули или ему показалось?

Хотел прислушаться, но треск не давал сосредоточиться.

Никита заторопился наверх. Падать вся эта чертова конструкция наверняка начнет с нижних опор, там самые гнилые балки.

Пандус дрогнул и стал крениться.

— Вниз! Сюда! Ай!

Теперь точно кричали. Никите показалось, что он узнал голос мелкой. Следом послышались характерные удары — так ладонь опускается на оголенную кожу. Опять мелкую бьют?

Никита замер. Пол кренился, готовый сбросить с себя все неустойчивое. И первым в этом списке был Никита.

С уханьем и стоном что-то повалилось с верхней площадки. Пыль ворвалась в легкие, перебив дыхание. На глаза навернулись слезы, размывая действительность. Никита во что-то врезался. Потерял равновесие.

Не упал, но успел представить, как он это сделает. А потом развернулся и побежал вниз.

На голову падала не только труха. В плечо больно ударил камень, резко поднявшаяся из-под ноги доска заставила на мгновение ослепнуть от боли. Нога провалилась в пустоту. В мыслях оборвалось прощальное «Попал!». Что-то холодное вцепилось в запястье, а ноги еще продолжали бежать, уже ничего под собой не чувствуя.

— Успел!

Неподалеку стояла Хельга, смотрела на него. Волосы у нее были в опилках и пыли, по лбу словно грязной пятерней провели.

Никита с удивлением перевел взгляд на свои ноги в рваных кроссовках. Он стоял на земле. Эта земля не дрожала, не пыталась наклониться или перевернуться. Все было устойчиво. На земле перед собой он обнаружил книгу в черной обложке. Парень и девушка по-прежнему грустно смотрели друг на друга. Никиту слегка трясло от пережитого, но в остальном он был цел.

— Ты туда читать, что ли, полез? — Хельга тоже заметила книгу — очень странную для развалин вещь.

Вопрос был настолько нелеп, что Никита смог лишь кивнуть, а потом рассмеялся. Громко, нервно. Попытался закрыть рот — не получилось. Смех рвался наружу.

По тонким губам Хельги мазнула слабая улыбка.

— Бежим! — вдруг крикнула она, взглянув в сторону старых корпусов. — Скорее, пока они не пришли!

Пока Никита соображал, чего от него хотят, Хельга успела подхватить книгу, дернуть его за руку и хорошо взять с места. Она не бежала, а как будто летела над землей. У Никиты, наоборот, с ногами творилось что-то непонятное. Они стали тяжелыми и поначалу категорически отказывались двигаться. Казалось, что от каждого шага трясется земля и ноги вбиваются в эту землю по щиколотки, поэтому так тяжело их выдергивать и заставлять делать следующий шаг.

Но они все-таки бежали.

— Почему оно упало? — крикнул Никита, чувствуя, как бег вытрясает из него истерику. — Я ничего не делал. А оно взяло и упало. Я думал — прибьет!