– Он шутит? – спросила фройляйн с ужасом.

– Нет, – сухо отвечал Ганцзалин. – Когда речь об изнасилованиях, господин никогда не шутит.

За окном слышны были выстрелы, шальная пуля залетела в купе и расщепила багажную полку. Взгляд Нестора Васильевича упал на Цзяньяна-гоче.

– Стрелять умеете? – спросил он. – Я дам вам парабеллум.

Карлик сделал оскорбленный вид и заявил, что буддист не осквернит рук своих кровью.

– В таком случае не мешайтесь под ногами, – посоветовал ему Загорский и пошел к последнему вагону, держа в руках два пистолета. За ним нес ящик с патронами Ганцзалин. Следом бежала Габи, за ней с трудом поспевал Эл.

– Куда мы бежим? – изумленно спрашивал американец, хмель из него быстро выветривался.

– На войну, – смело отвечала девушка.

– Война? Какая война? Между Севером и Югом? Так она давно закончилась.

По дороге они не встретили ни одного иностранца – все забились в свои купе, откуда раздавались испуганные голоса. Китайцы, ехавшие в последнем, общем вагоне, под тенькающими пулями залегли на пол и закрыли головы руками.

– Инстинкт самосохранения изменил простому люду, – заметил Загорский. – Надо закрывать не голову, а живот: поезд идет по насыпи, так что стреляют снизу под некоторым углом.

Ганцзалин рявкнул на китайцев, и те мгновенно очистили вагон. Нестор Васильевич оценил диспозицию.

– Я буду вести огонь через заднюю дверь, ты – через боковую, – велел он помощнику. – Хорошо бы, кто-то прикрыл нас с левой стороны. Совсем не хочется получить пулю в затылок.

Он посмотрел на Джонсона, который по-прежнему с изумлением глядел по сторонам.

– Эл, ты умеешь стрелять?

– Стрелять? – удивился американец. – Да я рожден с пистолетами в руках.

– Сочувствую твоей мамаше, – проворчал Ганцзалин, – нелегко ей пришлось…

Однако Загорский оборвал его и сунул один пистолет в руку американцу, велев стрелять по всадникам, несшимся по обе стороны от поезда.

– А куда именно стрелять? – ошеломленно спросил Эл. – В голову, в руку, в ногу?

– Куда совесть позволяет, – отвечал Загорский.

– Нет, Нестор, я так не могу, – решительно отвечал американец. – Эти косоглазые черти ничего мне не сделали, за что я буду в них стрелять?

– Они не сделали, но обязательно сделают, уж мне поверь. Представь, что это команчи, которые хотят разорить твою ферму.

– Так это совсем другое дело.

И американец навел пистолет на окно – стекло в нем Загорский уже выбил для удобства стрельбы. Однако руки у Джонсона так дрожали – то ли от возбуждения, то ли от алкоголя, – что позволить ему стрелять было бы самоубийством.

– Да он так нас самих перебьет, – заметил Ганцзалин, который уже открыл прицельную пальбу через левую заднюю дверь вагона.

– Очень может быть, – согласился Нестор Васильевич. – Но без третьего стрелка нас некому прикрывать.

– Дайте пистолет мне, – вдруг сказала Габи.

Загорский посмотрел на нее внимательно: а раньше вы держали в руках оружие?

– Приходилось, – коротко ответила Габи.

Раздумывать было некогда: их уже поливали беспорядочным огнем бандиты, скачущие за поездом. К счастью, ханьцы были неважными наездниками, и прицельную стрельбу на полном скаку вести им было трудновато. Загорский забрал револьвер у американца и дал его барышне.

– Ну, ни пуха, ни пера, – сказал он по-русски, перед тем как начать стрельбу.

– К черту, – отвечал Ганцзалин, выцеливая очередного конного разбойника.

Габи, конечно, стреляла не так метко, как Загорский и Ганцзалин, но она прикрывала правую часть вагона, не давая врагу подскакать поближе и прицелиться. Под этим прикрытием слуга с господином открыли такой беспощадный и меткий огонь, что уже спустя пару минут всадники армии Бай Ла́на стали отставать.

– Ура! – закричала Габи. – Мы побеждаем!

Конники с каждой минутой отставали все больше и уже почти слились с горизонтом. Но тут вдруг Загорский заметил, что поезд стал замедляться. Всадники скакали следом на почтительном расстоянии, так, что вести по ним прицельную стрельбу стало невозможно.

Загорский обеспокоился: если поезд остановится, всех иностранцев перебьют, как куропаток. Может быть, подстрелили машиниста? Ганцзалин сказал, что все узнает, и ринулся в голову состава, к паровозу.

Поезд между тем решительно снижал скорость и почти остановился к тому моменту, как вернулся Ганцзалин. По его озлобленному взгляду хозяин понял, что дело плохо.

– Ну, что там? – спросил он по-китайски. – Что с машинистом?

– С машинистом все в порядке, – отвечал слуга. – А вот у нас дела плохи. Пути впереди завалены, если не остановимся, крушения не миновать.

Загорский думал не больше секунды.

– Ганцзалин, прячь пистолеты и выбрасывай остатки патронов, – велел он. – Вы, – он посмотрел на Габи и американца, – отправляйтесь по своим купе. Надеюсь, они не разглядели ваши иностранные физиономии. Если будут спрашивать, не вы ли стреляли – запирайтесь изо всех сил. Для китайца все иностранцы на одно лицо.

Он огляделся по сторонам, увидел чан с водой, легко поднял его и вылил воду на Габи.

– Что… что вы делаете?! – закричала та, отскакивая в сторону, с нее на пол лились потоки воды.

– Потом поймете, – отмахнулся Загорский. – Быстро в купе. Ну, а мы с Ганцзалином попробуем реализовать наш первоначальный план – спрыгнуть и скрыться. Где Цзяньян-гоче?

Ганцзалин уже подхватил бешено сопротивляющегося карлика на плечо.

– Отпусти, – вопил тот, – я тебе не мешок с рисом!

– Ты не сможешь спрыгнуть на ходу. – увещевал его Ганцзалин.

– Отпусти! – ярился карлик. – Я сам разберусь!

Ганцзалин разжал хватку. Карлик свалился на пол, но тут же подхватился и помчался в другой конец поезда.

– Неважно, – решил Нестор Васильевич, – все равно некогда с ним возиться. Пора бежать…

Увы, бежать было уже поздно. Поезд встал в чистом поле и был окружен войсками героической повстанческой армии Бай Лана.

– Так-так, господин Цза́го́си́, – крепыш лет сорока с резкими чертами лица, одетый в полувоенный френч, ходил по комнате и листал паспорт Загорского. – Не слишком ли далеко вы забрались вглубь Китая?

Нестор Васильевич молчал, не без оснований полагая вопрос риторическим.

Крепыш остановился перед Загорским, который стоял со связанными за спиной руками, и стал буравить его маленькими узкими глазками.

– Что здесь делает русский подданный? Только не тратьте ни мое, ни ваше время попусту, не пытайтесь выдать себя за мирного торговца. Бай Лан не любит, когда ему лгут, он беспощадно карает лгунов.