— Он такой славный, — сказала я. — Один из,гм, лучших бассейнов, в которых я плавала.

Я остановилась, прежде чем сказать что-нибудь еще болееглупое, и воцарилась тишина. Она смотрела так, будто ожидала, когда я продолжу,и могла так прождать до утра. К сожалению, я понятия не имела, о чем говорить сэтой странной женщиной. Сказать, что ненавижу гомосексуалистов? Попроситьпорекомендовать мне более скромный купальник?

— Э-э… гм… — начала я. — Эта тема барбекю…она поистине… да…

И в этот момент я была спасена — вроде бы — Бастьеном. Онподошел к нам с таким видом, словно был очень взволнован тем, что нашел наконецДейну. Его пронзительный взгляд говорил, что он не слишком рад видеть меня,особенно в таком виде, но предпочитает скрыть это от другой женщины, представ,как всегда, милым и обаятельным.

— Ах, Табита, я вижу, ты познакомилась с нашейхозяйкой.

— Да, — кивнула Дейна. — У нас была более чемсодержательная беседа. Ваша сестра — просто кладезь красноречия.

Я вспыхнула. Сука. Да в своей области я заговорю ее в любойдень и час.

— Рад это слышать. Моя Киска Табби в высшей степенисодержательна.

Не замечая отвращения, которое вызвало у меня новоепрозвище, Бастьен увлек Дейну в разговоры о креативности вечеринки и красоте еедома. С ним она вела себя лишь чуть-чуть теплее, чем со мной, оставаясь почтитакой же холодной и настороженной. Может, она со всеми такая чопорная, а нетолько со мной. Ведь на самом-то деле, с оптимизмом подумала я, этот едвазаметно возросший интерес к Бастьену может служить признаком ее желания прижатьего к стеночке.

Они поговорили еще о чем-то, но я не слушала, стараясь статьнезаметной, хотя уверена, что так и не вышла из поля зрения Дейны. Она изучаламеня, пытаясь разложить на множители. Наконец Бастьен попрощался, и мы началиотступать к парадному входу — естественно, после того, как я снова воплотилаприличествующую одежду. Наш уход оказался сложнее, чем ожидалось, посколькуздесь, вероятно, было принято, прощаясь с каждым встреченным на пути, поболтатьс ним ни о чем.

— Как мне надоело, — воскликнула я, когда мынаконец оставили это место.

Он повернулся ко мне. Его голубые глаза киногероя пылалигневом:

— Ты что, совсем спятила?

— Ладно, ты прав. Мне приходилось бывать в куда болеедокучливых положениях. Помнишь тот прием у маркиза в Марселе?

— Что… что ты на себя напялила?! Когда я увидел васвдвоем, Дейна уже готова была взорваться. Слава богу, это тело у тебя не такоеполногрудое, как то. Иначе ты была бы вылитая «пин-ап».

— Извини. Я только пыталась убежать от этих штемпельныхженщин и случайно попала в бассейн. У меня дома точно такой же купальник. Глупополучилось… но я правда не думала, что это может сильно повредить.

Он еще больше нахмурился и плюхнулся в одно из изящныхкресел, украшавших гостиную. Оно было обтянуто белой замшей. Наверное, хватилобы дохнуть на него, чтобы испачкать.

— Не знаю. Она сухо держалась со мной, ты сама видела.

— Я думаю, она всегда такая. И с тобой она все-такибыла чуть отзывчивей, чем со мной, — услужливо пролепетала я.

— Нет. Ты бы видела ее, когда мы говорили чуть раньше.Гораздо дружелюбней. А при тебе точно язык проглотила.

— Извини, — повторила я, чувствуя себя полнойидиоткой. — Полагаю, после всего этого мне не следует занимать место впервом ряду. Я стесняю твой стиль. Вернее, разрушаю его.

Злобное недовольство ненадолго задержалось на его лице, азатем пропало, будто тучи, унесенные ветром. Таков он, мой Бастьен.Вспыльчивый, но отходчивый.

— Ничего, Цветочек. Тебя одной маловато, чтобы«разрушить мой стиль». — Он хлопнул себя по колену и ухмыльнулся. —Иди сюда, сестренка, я расскажу тебе заключительную часть своего блестящегоплана.

Я вытаращила глаза:

— Так мы вот такая семья?

Он улыбнулся еще шире, и я села, не в силах противитьсяэтому дурацкому обаянию. Старым привычным жестом он обнял меня, и я прильнула кнему. Как уютно было в объятиях живого существа, неважно, романтических илинет.

— Итак, вторая часть этого идиотского плана?

— Не столько вторая часть, сколько совершенно другойплан. Запасной план, если угодно.

— О нет. Приехали.

— Разумеется, я бы предпочел опозорить Дейнугоризонтальным способом, но в том крайне маловероятном случае, если это несработает, существует куда менее волнующий, но столь же эффективный способ. Итут нужна твоя помощь.

— В чем же?

— Мы собираемся вломиться к ней в дом.

Я вскинула голову.

— Что?

Бастьен не шелохнулся, позабавленный моей реакцией.

— Ты слышала. Взлом. Я подслушал, как Билл говорил, чтопослезавтра вечером в доме никого не будет.

— Но объясни, ради бога, каким образом вторжение в еежилище спровоцирует скандал? Объявим всему миру, что ее сигнализация не стольсовершенна, как она думала?

Он рассмеялся:

— Нет, просто покопаемся в ее бумагах и отыщемкакой-нибудь компромат. Деньги, отмытые через КССЦ. Выполнение задач группынезаконными средствами. Может, даже любовные письма от бесславного мойщикабассейна. Ты же знаешь, что-нибудь обязательно найдется.

— Бастьен, это…

— Восхитительно?

— Возмутительно. Даже для нас.

— Вряд ли. Я же сказал, это запасной план. Возможно, они не понадобится, поскольку я не исключаю, что прямо сейчас она мечтает обомне, мастурбируя в душе.

— Ну да, причем с тем же видом, что тогда, —съязвила я. — Но скорее она подвергает свой бассейн санитарной обработкепосле осквернения. Ладно, запасной или нет, но вторгайся к ней сам.

— Давай! Мы будем невидимы. Что мы теряем?

— Дело не в этом. Дело в том, что я туда не пойду.

— Мы — представители зла. Мы вводим невинных вискушение и высасываем их жизни. Чем же хуже взлом и проникновение?

Я поджала губы и покачала головой.

— Мне казалось, тебя бесят эти радиопередачи. Разветебе не хочется увидеть ее падение?

— Во всяком случае, не настолько.

Он устремил на меня внимательный взгляд:

— Тебе известно, что из КССЦ недавно с позором изгналиженщину за то, что она оставила мужа? Он ее постоянно избивал — дважды онапобывала в больнице. Когда она наконец нашла в себе силы уйти от него, Дейнаосудила ее за оскорбление святости брака. Сказала, что эта женщина не приложиладостаточно усилий, чтобы наладить семейную жизнь.