— Ты уже прочитала рассказ Сета?

— Времени не было.

Он бросил мне журнал.

— Ну так давай. Пойдешь куда-нибудь — только не сюда —в обеденный перерыв и прочитай. Я не уйду, пока ты не вернешься.

Взглянув на часы, я сообразила, что его совет чуть незапоздал.

— Но что такого с этой…

Он остановил меня взмахом руки:

— Просто прочитай. Сейчас.

Нахмурившись, я взяла журнал и отправилась в свое любимоекафе. Там я заказала суп из моллюсков и перевернула страницу, гадая, что же, помнению Дага, я должна тут обнаружить.

Как и рассказывал мне Сет несколько недель назад, это былатаинственная история, не слишком обремененная всеохватывающей психологией ираскрытием характеров. Кейди и О'Нейл работают в некоем вымышленном институтенеподалеку от Вашингтона, изучающем и сохраняющем археологические ихудожественные реликты. Там они то и дело спасают искусство от международныхграбителей или разгадывают таинственные шифры на глиняных черепках. Какповелось, Брайан О'Нейл работает кем-то вроде агента на местах, беря на себяльвиную долю физического труда и влезая в каждую драку и прочие заморочки.Скромница Нина Кейди сосредоточена на исследовательской работе и частозасиживается до поздней ночи, разыскивая улики в древних текстах.

В этом рассказе тоже была масса подобных вещей, но, как ивсегда у Сета, отличный слог и живые остроумные диалоги. Кроме того, обычноО'Нейл увлекался какой-нибудь красоткой, хотя в последней книге Сет перевернулшаблон с ног на голову, заставив действовать и Кейди. В рассказе, который ячитала сейчас, все вернулось в старую колею, и О'Нейл, в своейвкрадчиво-обходительной манере, закидывает удочки к сногсшибательной музейнойхранительнице.

«Дженевьева, словно королева среди подданных, не спешапрогуливалась по залам, одновременно расчетливо и повелевающе обозревая людей иэкспонаты. Своими карими с зелеными искорками глазами она напоминала ему кошку,оценивающую очередное блюдо. Он почувствовал себя жертвой, когда она замедлилашаг и, увлажняя кончиком языка пухлые губы, окинула его с головы до ног томнымвзором.

"Господи, словно на мышку", — подумал он.

— Мистер О'Нейл, — вкрадчиво заговорила она,откидывая с лица сверкающий локон.

Светло-коричневые пряди перемежались едва заметными медовымипрожилками, словно вкраплениями золота в руде. Ему захотелось зарыться лицом вэти волосы, впитать их аромат.

— Вы опоздали.

Возвышаясь над ней на добрый фут, он почувствовал себямелкой сошкой, обязанной преклонить колени в ее присутствии и понести наказаниеза свою медлительность. Не то чтобы меня это очень волновало, решил он,стараясь не пялиться туда, где тонкая ткань ее платья облегала бедра и пышныегруди. Эти груди само совершенство, решил он. Весьма впечатляющие, но безгротесковой чрезмерности. А их форма… ах, никакому скульптору не повторить этихизящных линий…

Сообразив, что она ожидает ответа, он отогнал грязные мыслии невозмутимо улыбнулся:

— Прошу прощения. — Сейчас, наверное, не стоитупоминать о нападении в гостинице. — Я никогда не тороплю события. Покрайней мере, когда в деле замешана женщина».

Это был самый умеренный из двусмысленных диалогов, так что яне удивилась, когда к финалу рассказа отношения между ними обострились. В концеконцов, отстраненно подумала я, разве появится у Кейди с О'Нейлом реальный опытотношений, если кто-нибудь из них не погуляет на стороне. И естественно, этоткто-то — мужчина. И кошачьи сравнения в самую точку, потому что Дженевьева этаи есть кошка в течке. Она закончила тем, что, связав О'Нейла в лифте, сталавытворять такое, отчего даже у меня глаза на лоб полезли. Удивительно, какредактор «Американской тайны» оставил все это, хотя я бы соврала, отрицаяприятное возбуждение при мысли о том, что вся эта мерзость вышла из-под рукикроткого, любезного…

Лифт?

«Ты же знаешь, что у нас есть лифт», — сообщил мнеУоррен.

Светло-коричневые волосы. Зеленовато-ореховые глаза.Изящная. Красивая грудь.

— А-а-ах! — закричала я, отбросив журнал, будто онмог укусить меня.

Журнал упал рядом с опустевшей тарелкой, и проходившая мимоофициантка испуганно посмотрела на меня. Поспешно выложив на стол комок смятыхкупюр, я схватила пальто и сумочку и бросилась в книжный магазин. Дагпо-прежнему терзал «Тетрис» в нашем кабинете, но я была слишком расстроена,чтобы снова поразиться его мастерству.

Все эти взгляды. Шепотки и ухмылки. Теперь все это обрелосмысл.

— Они думают, это я! — От моего вопля Дагподпрыгнул второй раз за день. — Дженевьева. Они все думают обо мне как осексуально озабоченной веревочно-лифтовой садомазохистке.

— А разве это не так? — поднял бровь Даг.

— Даг!

Он пожал плечами:

— Подумаешь. По-моему, все очень мило.

— Но я ничего такого не делала. Героиня — это не я.

— Она очень на тебя похожа. Ее имя тоже начинается на«Д».

— Но это не… — Я захлебнулась возмущением.

Даг оценивающе разглядывал меня:

— По правде говоря, ты не можешь их упрекать. Поописанию вы просто одно лицо, и все знают, что ты дружишь с Мортенсеном — неговоря уж о том, какая ты ревностная его поклонница и все такое. Кстати, когдаони прочитали рассказ, Кейси сделала блестящее замечание, что вы, ребята, вчерапришли сюда вместе. А дальше пошло-поехало.

— Но… это ничего не значит.

Никто на работе понятия не имел, что мы с Сетом встречаемся.Я не хотела, чтобы все знали.

— У нас ничего не было.

Вставая из-за компьютера, Даг снова пожал плечами:

— Очень жаль. В любом случае, я бы не стал о тебе хужедумать. Все это твое личное дело.

Я застонала:

— Теперь уже нет, раз каждый может прочитать.

— Я полагал, что все это вымысел, — лукавоулыбнулся он, надевая куртку.

— Вот именно! Даг, что мне делать?

— Не знаю, Кинкейд. Уверен, ты сама разберешься. Можноначать с вопроса Мортенсену, зачем он выставил свои фантазии на всеобщееобозрение. — Он попытался ущипнуть меня за щеку, но я увернулась. —Что до меня, так мне еще на репетицию. Завтра важное выступление. Увидимся.

После чего я продолжила влачить свою жалкую смену. Знаятеперь, откуда эти взгляды, я окунулась в омут унижения. Я ненавидела праздныедомыслы, не хотела, чтобы люди думали обо мне такие ужасные вещи. То есть не точтобы я никогда никого предварительно не связывала или не трахалась в лифте, ночто из того? Это не темы для публичного обсуждения. Пусть мои интимныепереживания останутся при мне.