Неприятные тревожные молоточки застучали в висках Анатолия, предупреждая об опасности. Как же он мог не подумать об этом? Ведь идти ему некуда. Вот уж правду говорят, не плюй в колодец, хотя плюй не плюй, с матерью ему ужиться все равно бы не удалось. Как же быть?

Во рту у Анатолия стало сухо и противно, словно весь рот обернули наждачной бумагой. Дыхание его, еще несколько минут назад расслабленное и умиротворенное сладкими образами, стало жестким и прерывистым. Кончики пальцев похолодели, а по позвоночнику побежали гадкие мелкие мурашки.

Сознавать, что ситуация тупиковая и уходить ему некуда, было унизительно и стыдно. Двадцатилетняя соплюха, годящаяся ему в дочери, диктовала свои условия, и это обстоятельство было противнее всего. Снова за него кто-то пытался решать, как ему жить и что делать, снова его ломали, заставляя плясать под чужую дудку. Нет, второй раз скрутить себя он не даст.

Со злостью разломав еще дымящуюся сигарету, Анатолий встал и решительно двинулся из кухни в комнату.

Увидев, что в комнате горит свет, а значит, Ксюня спать еще не легла, Анатолий для храбрости глотнул побольше воздуха, расправил плечи и, заранее приготовившись к схватке, ринулся в бой.

Оксанка сидела на единственном в квартире диване и неторопливо раскладывала пасьянс. Поджав под себя ноги и развернувшись к дверям спиной, она перекладывала с места на место карты, раскидывая их странным, на первый взгляд совсем бессистемным образом. Со стороны могло показаться, что она ушла в свое занятие настолько, что, меняя местами цветастые карточки, ничего не видела и не слышала, но это было не так, – на самом деле она была напряжена и внимательна, как никогда.

То, до чего Анатолий дошел с таким трудом и черепашьей медлительностью, Оксанка просчитала давным-давно, а поняв, мгновенно сообразила, что деваться ее воинственному правдоискателю некуда и что, хочет он того или нет, все равно ему придется пойти с ней на компромисс, если уж не целиком, то, во всяком случае, частично.

Застыв на пороге комнаты, Анатолий рассматривал Ксюху со спины, полагая, что та его не видит, но, как известно, все гениальное всегда просто: скосив глаза в сторону зеркальной полки серванта, она наблюдала за ним – не только за его фигурой, но и за выражением его лица.

Узрев, что Нестеров, словно маленький, в раздумьях оттопырил нижнюю губу и сморщил гармошкой нос, она чудом удержалась от того, чтобы не расхохотаться, но когда он сдвинул брови, она поняла, что ее выдержке наступил конец. Чтобы не испортить серьезности момента, она приложила руку ко рту и, закашлявшись, с трудом загасила готовый вырваться смех. Отведя от греха подальше глаза от зеркала, она с двойным усердием принялась перекладывать картинки, ожидая, когда Анатолий наберется мужества и начнет разговор первым.

Минуты две в комнате еще стояла тишина, и Ксюхе уже начало казаться, что храбрость покинула Толика навсегда, растворившись в пучинах его переживаний, когда сзади нее послышалось шарканье тапочек. Оксана видела в зеркало, как Толя обеими ладошками откинул волосы со лба, провел кончиками пальцев по вискам и слегка потер покрасневшую переносицу.

– Кх-кх! – откашлялся он, подходя к дивану и делая полукруг, чтобы оказаться перед лицом Ксюхи.

Она прекрасно поняла его намерение начать разговор, но осталась сидеть в той же позе на диване, не поднимая головы и не предпринимая ни единой попытки помочь ему. Мало того, наклонившись над картами еще ниже, она демонстративно вытянула шею, чтобы получше разглядеть пикового валета.

– Ксюша, давай поговорим, – бросил пробный шар Нестеров и вопросительно уставился на затылок девушки.

– Ты же сказал, что тебе со мной разговаривать не о чем? – Губы ее сложились в недобрую узкую щель, но Нестеров этого не заметил, потому что разглядеть Ксюхино лицо ему мешала грива распущенных пушистых волос, круговыми локонами спускающаяся почти до самой поверхности дивана.

– Послушай, я слегка погорячился, давай сделаем вид, что предыдущего разговора не было, и начнем все сначала? Я не хотел с тобой ссориться, я даже не могу сказать тебе, как это все вышло.

Ксюха молчала, и Нестеров с неудовольствием подумал о том, что ему придется выкручиваться самому, не особенно рассчитывая на ее участие и помощь.

– Ксю, давай не станем вспоминать старые обиды, – просительно произнес он, – давай начнем все заново и поговорим по-хорошему?

– Если по-хорошему, отчего ж не поговорить? – подняла глаза та. Небрежно сдвинув карты, она смахнула их в одну неаккуратную стопку в угол дивана и, скинув ноги и сунув их в мягкие плюшевые тапочки, снизу вверх уставилась на Нестерова. – Если по-хорошему, тогда садись. – И она отодвинулась, уступая ему часть дивана.

– Ксюш, давай поговорим с тобой как взрослые люди, без всяких обид и недопониманий. Требовать от человека больше того, что он в состоянии тебе дать, – это неразумно.

Ритмично раскачивая правым коленом из стороны в сторону, Толя по крупицам выдавливал из себя слова, чувствуя себя раздавленным, униженным, почти оплеванным, вынужденным оправдываться за свои действия перед какой-то вертихвосткой, но обстоятельства были не на его стороне, и, к сожалению, выбора у него не было.

– Понимаешь, Ксю, счастье – это не только отдельная квартира, это намного больше. Радость видеть любимого человека, ощущать тепло его рук, забота, понимание – все это намного важнее, чем квадратные метры и печать в паспорте.

Оксана смотрела на Нестерова и думала о том, насколько же он глуп. Вроде бы дожил почти до седых волос, а жизнь так ничему его и не научила. В то, что с милым рай и в шалаше, можно верить в пятнадцать, ну, на худой конец, в семнадцать, но никак не в сорок восемь. Хорошо упиваться подобными иллюзиями, когда у тебя уже все есть и когда ты точно знаешь, что непосредственно до переселения в этот самый шалаш дело не дойдет, а на тот момент, когда ты гол как сокол, подобными разговорами сыт не станешь.

– Если ты собираешься кататься по кругу бесконечно, то ничего из этого не выйдет, – твердо произнесла она, с удивлением вглядываясь в лицо Анатолия, ставшего, с ее точки зрения, за эти короткие мгновения по-юношески сентиментальным и оттого глупым. – Я не прошу от тебя чего-то сверхъестественного.

– Ты просишь меня поступить подло, и мы оба это понимаем, – возразил он, и в комнате снова повисло молчание.

Устало опустив плечи, Оксана вздохнула и глянула на Толю, смотревшего ей в глаза обреченно и по-собачьи тоскливо. На случай его отказа у нее был разработан еще один вариант, запасной, и, видимо, настало время пойти с новой карты, тем более что козыри были у нее на руках.

– Хорошо, я тебя поняла, давай оставим этот проклятый квартирный вопрос, раз это для тебя такое табу, – сказала она и увидела, как лицо Анатолия вмиг просветлело. – Но ты тоже должен услышать мои слова.

– Конечно-конечно, – излишне поспешно закивал он. Если ненавистный вопрос с повестки дня был снят, выслушать он мог все что угодно.