— Арефьева, я довезу тебя.

— Я способна заказать такси, Ляля.

Убрала волосы в высокий хвост и влезла в лодочки на каблуке.

— Это не предложение, а констатация факта, — усмехнулся он, открыв входную дверь.

Мы домчались за полчаса, и надо сказать, что я была безмерно благодарна Илье в те минуты, пока его иномарка обгоняла сонные автомобили, в салоне играла рок-баллада, а мы хранили молчание. Которое нисколько не удручало.

Он высадил меня у подъезда и уехал быстрее, чем я успела поблагодарить за сегодняшний вечер. За это я тоже его благодарила. Человек знал, когда нужно убраться, и не пытался стать третьим лишним.

Вика встретила меня с зареванным лицом, размытой тушью и всклоченными волосами. Она кинулась мне на плечо и долго рыдала, судорожно хватая ртом воздух. Я с трудом втащила подругу в квартиру, чтобы не давать повода для сплетен любопытным соседкам.

— Спасибо, что ты приехала так быстро. Ты на такси? — сквозь слезы спросила Вика.

— Нет, Ларионов подвез.

Подруга окинула меня таким долгим взглядом, что стало не по себе. Словно она знала чуть больше о наших чувствах, чем догадывались мы сами.

— Вы до сих пор встречаетесь?

— Называй это так, если хочешь. — Я дернула плечом. — Мы периодически спим друг с другом.

— Точно-точно. Он делает тебе ребенка, — прыснула подружка.

За бутылкой безалкогольного вина общение пошло живее. Я крутила наполненный бокал в пальцах и слушала подругу, которая гладила плоский живот и клялась, что отомстит Леше. Что воспитает чудесного малыша, не потребовав и копейки помощи. Что перестанет нервничать ради того чуда, которое росло в её животе.

В ту ночь мы вдоволь наговорились о мужчинах и о том, как они ломают наши души, когда врываются или исчезают, оставив после себя пепелище.

А ночью мне впервые приснился Ларионов Илья. Он стоял на крыльце роддома с охапкой желтых тюльпанов. На тонких губах играла улыбка. А я почему-то плакала, твердила, что он должен уйти, и пыталась сбежать. Кажется, у меня получилось. Илья начал отдаляться, его очертания размылись в вечерней дымке. Тюльпаны рухнули к моим ногам, усеяв землю желтизной лепестков. Но голос звучал ещё долго, повторяя одно и то же:

— Арефьева, ты не отделаешься от меня так просто. Я обязательно тебя найду.

* * *

Следующие две недели я провела как на иголках. Всё валилось из рук. Меня одолела такая слабость, словно вековая усталость опустилась на плечи. Раскалывалась голова, шею сдавливало от боли.

Срочно пора в отпуск!

Вечерами я забегала в круглосуточный магазин и покупала плитку шоколада. Никогда не любила шоколад, но сейчас ела его пачками. Молочный, с цельным миндалем — что может быть вкуснее? Моё физическое истощение достигло пика, и после работы я просто валялась на диване, пересматривая старые фильмы. На животе мурчал трактором Пашка.

С Ильей мы виделись ещё трижды, но — смешно признаться — не занимались сексом. В первый раз мы гуляли по ночному Питеру, стояли на продуваемой холодными ветрами набережной и наслаждались тишиной. Это было… волнительно. Никогда бы не подумала, что ночная прогулка способна вызвать во мне такой шквал эмоций. От опустошения до желания жить.

— Не замерзла? — спрашивал Илья, накинув мне на плечи куртку, пропахшую его туалетной водой.

Он стоял позади меня. Так близко, что можно почувствовать жар его тела. Я отрицательно покачала головой и уставилась на спокойную гладь Невы, плотнее вжимаясь в Ларионова.

Под утро он проводил меня домой, дождался, когда я скроюсь в подъезде и только тогда уехал. А я мчалась на лифте вверх, рассматривая своё отражение в зеркале и пыталась сохранить миг нашего единения в памяти.

Сообщение пришло, стоило мне ворваться в сонную квартиру.

Спасибо за сегодняшнюю ночь

Я улыбнулась его искренности, но отправила максимально ехидный смайлик (желтый колобок закатывал глаза). Ларионов давно привык к моему характеру, и было бы нечестно меняться из-за того, что ночь была по-настоящему волшебной.

Во второй раз я пригласила его на концерт рок-группы. Почему нет? Побывать в гуще событий, попрыгать в толпе, возомнив себя престарелыми подростками. Перед нами лизалась молодая парочка, причем паренек умудрялся одновременно целовать свою пассию и попивать пиво из пластмассового стаканчика.

— Покажем им класс? — ухмыльнулся Ларионов, и его горячая ладонь поползла по моему бедру. — Или боишься сорваться, а, детка?

— Ляля, ты уверен, что справишься с соблазном? — ответила на ухо, ногтями чертя узоры в районе ширинки на его джинсах.

Илья резко помрачнел и перестал шутить. Зато когда музыканты исполняли одну из моих любимых песен, не удержался от того, чтобы поднять меня и усадить себе на шею.

— Пусти немедленно! Ты меня уронишь! — визжала я, вцепившись ему в воротник.

— Доверься мне, Арефьева! — хохотал Ларионов. — Я всегда тебя удержу.

Ох. Я выдохнула сквозь стиснутые зубы и подняла руки, отпуская все свои страхи. Он всегда меня удержит. Разве могут быть слова, желаннее этих?..

— Обязательно встретишь снова всех, кого ты так сильно любил[3], — напевал Илья на обратной дороге, выстукивая по рулю незамысловатый мотив.

Мне казалось, что в этой песне для него скопилась какая-то особая боль. Но он молчал, а я не спрашивала, не лезла в его душу грязными ногами, не пыталась растеребить прошлое.

После мы поедали в Макдональдсе ужасно вредную картошку фри, запивая её густым молочным коктейлем, и я впервые за долгое время ощущала себя счастливой и беззаботной. Как в далеком детстве.

Ну а в третий раз мы встретились при особых обстоятельствах. Тем вечером я долго колебалась перед тем, как набрать знакомый номер. На глаза наворачивались абсолютно глупые слезы, которые я смахивала рукавом джемпера.

Черт, какая же ты слабачка, Арефьева!

Я нервно вслушивалась в гудки и боялась, что Илья пропустил звонок или слишком занят, чтобы ответить. Пожалуйста, возьми трубку. Я не смогу признаться позже. Для этого придется порвать себя на части.

— Привет, — сказал Ларионов, едва гудки сменились шумом улицы. — Что, настало время для новой попытки?

— Ляля… я беременна…

— Правда?! — опешил он. — Да ладно?! Еду!

Он примчался через полчаса с охапкой кроваво-красных роз, и мне остро захотелось остановить мгновение, когда я вручала пузатый конверт, набитый пятитысячными купюрами. Илья непонимающе заглянул внутрь, будто позабыл суть нашего контракта. В его глазах мелькнуло что-то такое. Темное. Мрачное. Безнадежное.

— Спасибо за своевременность в оплате, — криво усмехнулся он и кинул конверт в наплечную сумку.