Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тролль заворочался на своём узком ложе и открыл глаза.
– Ты есть кто? – спросил он и, с неожиданной для такой туши прытью, подскочил к мальчику. В следующий миг грубая лапища тролля схватила Николаса за горло.
– Я… Я… Николас, – прохрипел он, силясь глотнуть воздуха. – Мальчик. Человек.
– Че-ло-век? Что есть че-ло-век?
Николас попытался объяснить, но перед глазами плясали черные мушки, и вместо ответа изо рта вырвался лишь сдавленный писк.
– Люди живут за горой, – вмешалась Пикси Правды. – Они приходят с юга и очень, очень опасны. Так что сжимай ему шею, пока у него голова не отскочит.
Николас покосился на Пикси Правды, и та мило улыбнулась:
– Прости. Это выше моих сил!
Тролль уже хотел и в самом деле оторвать Николасу голову, но вдруг отбросил эту идею.
– Сейчас есть Рождество, – сказал он сам себе. – Убивать на Рождество есть плохо.
– Сегодня двадцать третье декабря, – опять встряла пикси. – Если хочешь его убить, у тебя ещё есть время.
– Сегодня есть Рождество у троллей. У нас наступать раньше. Нельзя убивать на Рождество.
И Себастиан отпустил Николаса.
– Глупость какая, – вздохнула Пикси Правды. – Рождество двадцать пятого декабря.
Себастиан уставился на Николаса.
– Я убить тебя завтра.
– Отлично, – ответил Николас, потирая горло. – Буду ждать с нетерпением.
Себастиан расхохотался.
– Че-ло-век смешной! Че-ло-век смешной! Как гном!
– Гно… кто? – переспросил Николас.
– Гномы и вправду забавные, – подтвердила Пикси Правды. – А ещё они замечательные музыканты. Вот только готовят отвратительно.
Себастиан, судя по всему, решил проявить дружелюбие. В конце концов, Рождество на дворе.
– Я есть Себастиан. Тролль. Радоваться знакомиться, че-ло-век!
Николас улыбнулся и посмотрел ему в лицо, хоть это было и непросто. Уродливее существа мальчик в жизни не видел. У Себастиана был один (жёлтый) зуб и серо-зелёная кожа. Самодельный наряд из козлиной кожи нещадно смердел, а изо рта у тролля несло гнилой капустой. А ещё он был настоящим великаном.
– Почему ты здесь? – спросил Николас, хотя голос его дрожал от страха.
– Пытаться украсть оленя. Но олень летать, как птичка! И улететь прямо в небо.
– Олени не летают, – возразил Николас и тут же вспомнил, как Гроза взмывала в воздух, оставляя свою тень на Оленьем лугу.
– Ну разумеется, олени летают! Если это олени эльфов, – сказала Пикси Правды. – Эльфы наложили на них чудовство.
– Чудовство? – Николас вспомнил, что как раз при помощи чудовства Отец Топо и Малышка Нуш спасли их с Блитценом от верной смерти. Это было волшебное слово; от одного его звука ты будто погружался в нагретый солнцем мёд.
– Чудовство – заклинание надежды. Оно дарует удивительную силу. Даже если ты всего лишь олень, – наставительно произнесла Пикси Правды.
– Какую силу?
– Чудовство укрепляет всё хорошее, что в тебе есть. И делает это волшебным. Если захочешь совершить доброе дело, магия тебе поможет. Чудовство – очень скучное волшебство. Потому что быть добрым скучно, – пикси выразительно зевнула.
А Николас подумал о тёте Карлотте и о том, как она вышвырнула маленького Миику за дверь.
– Нет, – сказал он светловолосой пикси. – Ты ошибаешься. Мир – во всяком случае, мир людей, откуда я пришёл, – полон плохих вещей. Полон горя и жадности, голода и жестокости. Многие дети никогда не видели подарков. Они считают себя везунчиками, если на ужин им достанется пара ложек жидкой грибной похлёбки. У них нет игрушек, и они ложатся спать голодными. У многих нет родителей. Им приходится жить с ужасными людьми, вроде моей тёти Карлотты. В таком мире легко быть плохим. И если кто-то умудряется оставаться хорошим и творить добро, это уже само по себе волшебно. Добро дарит людям надежду. А надежда – самое чудесное, что есть на свете.
Себастиан и Пикси Правды молча слушали мальчика. Тролль даже обронил слезу: та скатилась по сморщенному серому лицу и упала на пыльный пол, где обернулась камушком.
– Хотела бы я стать хорошей, – пробормотала Пикси Правды, с грустью глядя на листочек разрыв-травы. – Будь я хорошей, сидела бы сейчас дома и жевала плюшку с корицей.
– Я есть радостный, что я тролль, а не че-ло-век, – сказал Себастиан, со вздохом качая головой. – И что я – не ты. А то ты завтра умереть.
Николас постарался не обращать внимания на угрозы тролля. Хотя взгляд его нет-нет, а натыкался на громадные, покрытые шишками лапищи, которые могли одним движением свернуть ему шею. Вместо этого мальчик повернулся к пикси. Её он тоже слегка побаивался, но знал, что страх – плохой помощник. Ещё Николас знал, что если он хочет услышать ответы на свои вопросы, то места лучше этой камеры не найти.
– Если я тебя кое о чём спрошу, ты же не сможешь соврать?
Пикси с готовностью кивнула.
– Я же Пикси Правды.
– Конечно. Ладно. Хорошо. Так, дай-ка подумать… Ты не знаешь, мой отец жив? Он, само собой, человек, и его зовут Джоэл.
– Какой ещё Джоэл?
– Джоэл Дровосек.
– Х-м-м-м… Джоэл Дровосек. Нет, я такого не знаю, – ответила Пикси Правды.
– А что насчёт Малыша Кипа?
– Малыш Кип! Эльфёнок из деревни. О нём я слышала. Про него печатали в «Ежеснежнике». Это газета эльфов, но некоторые пикси с Лесистых холмов любят её почитывать – вдруг попадутся новости об эльфах, которые наелись разрыв-травы, – пикси хищно сверкнула глазами. – А, и рецепты! Ещё там бывают рецепты. Ну и всякие слухи и сплетни.
– У Малыша Кипа взорвалась голова?
– Нет же! Его похитили.
– Похитили?
– Только не пикси и не тролли. Если бы его похитили пикси, или тролли, или даже гномы, эльфы вряд ли бы подняли столько шуму. Но его похитили люди.
Николасу вдруг стало холодно.
– Какие люди?
– Не знаю, – пожала плечами пикси. – Их было несколько. Они пришли сорок одну ночь назад. И все были им очень рады. Водоль приказал в честь гостей устроить пир в Главном зале. Им предложили остаться, сколько они захотят, но посреди ночи люди похитили эльфёнка и увезли его на санках ещё до того, как взошло солнце.
Сердце Николаса пропустило удар.
– На санках?
Ужас пробрал его до костей. Он словно падал в пропасть, хотя стоял на месте, и каменный пол под его ногами даже не думал дрожать. Николас стянул с головы отцовский колпак и уставился на него. Мысль о том, что его хочет убить тролль – или что он до конца своих дней может просидеть в эльфийской тюрьме, – была далеко не такой страшной, как мысль о том, что отец участвовал в похищении Малыша Кипа. Николас не хотел произносить это вслух, но теперь он знал, что случилось, – и хотел исправить содеянное отцом.