Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваше императорское величество… – начал было кто-то.
– Да, мы знаем, – пробормотала мать себе под нос, после чего повысила свой звучный голос так, что он зазвенел под сводами зала, точно колокол. – Ну что ж, стервятники, вы видели ее. Теперь убирайтесь и позвольте нам спокойно поговорить с нашей наследницей.
Я поморщилась. Наследница… Черт возьми, я наследница престола!
Мои сыщики не сдвинулись ни на дюйм – замерли, прижавшись к белому мрамору перед самым барьером. И я, стоя на коленях, чувствовала, как с непривычки протестуют суставы, и старалась не закапать по́том каменные шипы у самого лица, пока придворные чинно освобождали зал, отнюдь не спеша унести свои распрекрасные задницы прочь.
– Встаньте.
Приказ прозвучал несколько напряженно, и я, легко выпрямившись, вскочила на ноги. Эммори поднялся с не меньшей грацией, а вот Зину, чтобы встать, пришлось опереться на одно колено. Я отметила в памяти, что его левая нога не держит его вес – в будущем это вполне могло пригодиться.
Потом я взглянула вперед, и мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Передо мной была не любящая мама, которую я помнила с детства, и даже не железная леди-императрица, которую я не ставила ни во что.
Мать выглядела старой. Гораздо старше, чем на самом деле. В черных кудрях виднелись серебристые пряди, смуглую кожу избороздили морщины.
– Хейлими.
Сухое приветствие матери привело меня в себя.
– Намасте, мать. – Я сложила ладони перед собой и поднесла их ко лбу в традиционном приветствии. Этот древний ритуал был принесен моими предками с Земли и возрожден здесь, на новой земле под далекими звездами. – Очень рада видеть вас в добром здравии.
Отчего-то нигде не было видно Вена. Я с трудом удержалась от вопроса, что случилось с экамом матери, однако давным-давно вызубрила, что перебивать мать – Чрезвычайно Плохая Идея.
Новый телохранитель, стоявший рядом с ней, был мне незнаком. Его угловатое золотистое лицо выглядело так, будто некий ленивый бог вырезал его тупой бритвой. Он мазнул по мне необычно светлыми голубыми глазами, и взгляд его исполнился плохо скрытого пренебрежения.
– Мы вовсе не в добром здравии и посему не удивлены, услышав это от тебя, – фыркнула мать, положив одну руку на подол красного платья, и перевела черные глаза на Эммори и Зина. – Вы оказали нам большую услугу, сыщики. Как мы можем вознаградить вас?
– Нам не нужна награда, ваше величество. Мы выполняли свой долг, – ответил Эммори. – Мы рады служить на благо Империи.
Услышав эту херню, я подавила смех. Все для блага Империи! И хоть бы одна собака позаботилась о благе Хейл…
Экам матери наблюдал этот обмен любезностями с отстраненным интересом. Рядом с ним стояла навытяжку какая-то женщина – примерно моих лет, в черной с багровым парадной форме, отливающей глянцем, с черными дредами, собранными в короткий хвост. На свою беду, она была слишком красива.
– И тем не менее.
Мать улыбнулась Эммори, и я тут же вспомнила, что означает ехидство на ее лице.
«Всем приготовиться».
– В деле, касающемся нашей блудной дочери, вы проявили отменную проницательность. Мы полагаем, вам лучше всего продолжить этот путь. Биал, мы вверяем Эмморлину обязанности телохранителя принцессы. Он будет ее экамом.
Ох, етит-твою…
Эммори вскинулся и чуть не совершил фатальную ошибку, возразив моей матери. Я протянула руку и взяла его за предплечье, пресекая протест.
Цера велела держать его поближе, и хотя мать, видимо, намеревалась оскорбить меня, я снесу это. Никто не может быть ближе ко мне, чем треклятый первый телохранитель.
Биал, экам матери, был ошеломлен не меньше моего, а лицо прекрасной телохранительницы, стоявшей рядом с ним, сделалось столь удрученным, что я едва сдержала истерический смешок. Несомненно, на должность моего первого телохранителя изначально выбрали ее, и она возомнила, будто это невесть какая честь.
– Клянешься ли ты жизнью, сыщик? – с улыбкой спросила мать.
Удивительно – она облекла обычную присягу телохранителя всего в пять слов!
– Мой напарник, ваше величество…
В словах было столько отчаяния, что я искренне пожалела его, краем глаза увидев, как побледнел Зин.
Если мать скажет «нет», это будет мерзко. Я бы поставила большие деньги на то, что кто-то из них, а то и оба, сойдут с ума или погибнут, если их разделить.
– Ах да. Разлука для вас крайне неприятна. – Лицо матери скривилось в странной улыбке. – Старзин тоже может стать телохранителем принцессы, Эмморлин. Всех остальных разрешаю подобрать, как сочтешь нужным. За исключением Налмари – она будет твоим дви. – С этими словами мать махнула рукой в сторону женщины рядом с Биалом. – В качестве заместителя она поможет тебе соответствовать новой должности. Ты доволен?
– Да, ваше величество, – ответил Эммори.
А что еще он мог ответить?
– Тогда клянитесь жизнью.
– Клянусь, ваше императорское величество, – произнес Эммори.
Мгновением позже Зин эхом повторил за ним то же самое.
– Хорошо, с этим покончено.
– Ваше величество. – Биал тщательно подбирал слова. – Триск – образцовый сыщик, отличный офицер, но его не обучали…
Повинуясь жесту матери, он умолк.
– Как мы уже сказали, Налмари будет его дви. Мы уверены, что квалифицированный заместитель быстро ликвидирует любые пробелы в его выдающихся талантах.
– Ваше величество, по традиции считается неприличным, чтобы принцессу охранял мужчина…
– Прекрати перечить нам, Биал! – рявкнула мать.
– Никогда не осмелился бы, ваше величество.
– Это хорошо.
Тут мать пошатнулась, и я чуть не прыгнула вперед. Веки матери сомкнулись, лицо побледнело так, что щеки ее стали похожи на старую мятую бумагу. Наконец, открыв глаза, она остановила взгляд на мне. Глаза ее лихорадочно горели.
– Твои сестры ушли в храм, Хейлими. Приведи себя в порядок и явись к священникам. В свое время мы еще поговорим с тобой.
С трудом встав с трона, мать тут же оперлась на руку Биала, чтобы удержаться на ногах.
– Мать, я…
Я тут же умолкла на полуслове, проглотив остаток фразы, но было поздно.
– Твои сестры ушли в храм. – Теперь она говорила холодно и царственно, я всегда ненавидела этот тон. – Мы потеряли двух послушных дочерей. Все, что у нас осталось, – одна негодная, неблагодарная дочь, чье желание посмотреть вселенную оказалось сильнее любви к собственной плоти и крови. Ты позор для сахотра. Знай, мы не хотели твоего возвращения, но больше у нас никого нет. Иди же и взгляни на плоды своего себялюбия.