Управляющий сказал, что Зигфрид со своим младшим братом сейчас на старой римской арене, к северу от дворца.

— Что он там делает? — спросил Хэстен.

— Приносит жертву, господин, — ответил управляющий.

— Тогда мы к нему присоединимся, — сказал Хэстен и посмотрел на меня в ожидании подтверждения.

— Присоединимся, — согласился я.

Мы проехали короткое расстояние, отделявшее дворец от арены.

Нищие от нас шарахались. У нас имелись деньги, и нищие это знали, но не осмеливались просить у вооруженных незнакомцев. На грязных боках наших коней висели мечи, щиты, топоры и копья.

Хозяева лавочек кланялись нам, а женщины прятали своих детей в складках подолов. Большинство людей, живших в римской части Лундена, были датчанами, но даже датчане сейчас нервничали. Их город захватили корабельные команды Зигфрида, жадные до денег и женщин.

Я знал римскую арену. Когда я был ребенком, рулевой Токи научил меня основным ударам меча — и преподал мне эти уроки на огромной овальной арене, окруженной рассыпающимися слоями камня, на которых раньше стояли деревянные скамьи.

Каменные ярусы были почти пусты, только несколько зевак наблюдали за людьми в центре арены, которую душили сорняки.

На арене, должно быть, стояло человек сорок-пятьдесят. Десяток оседланных лошадей были привязаны в дальнем конце. Но что удивило меня больше всего, когда я проехал между высокими стенами входа, так это христианский крест, торчащий посреди маленькой толпы.

— Зигфрид — христианин? — удивленно спросил я Хэстена.

— Нет! — решительно ответил тот.

Люди услышали стук копыт наших коней и повернулись к нам.

Все они были одеты для войны. Облаченные в кольчуги и кожаные доспехи, вооруженные мечами и топорами, все они имели зловещий и в то же время жизнерадостный вид. А потом, из центра толпы, оттуда, где стоял крест, вышел Зигфрид.

Я узнал его сразу, хотя никто и не говорил мне, что это именно он. Зигфрид был здоровяком и казался еще больше из-за огромного плаща из медвежьей шкуры, укрывавшего его от шеи до лодыжек. Он носил высокие кожаные сапоги и сияющую кольчугу; перевязь его украшали серебряные заклепки, густая черная борода выбивалась из-под железного шлема с выгравированным серебряным узором.

Шагая к нам, Зигфрид снял шлем, и оказалось, что его волосы такие же черные и густые, как и борода. У него были темные глаза и широкое лицо, сломанный, сплющенный нос, а широкий рот придавал ему мрачный вид.

Он остановился перед нами и широко расставил ноги, будто в ожидании нападения.

— Господин Зигфрид! — приветствовал его Хэстен с вымученным весельем.

— Господин Хэстен! Ты вернулся, добро пожаловать! Воистину добро пожаловать.

У Зигфрида был удивительно высокий голос, не женский, но странно контрастировавший с видом такого огромного и, судя по внешности, злобного человека.

— А ты, — показал он на меня затянутой в перчатку рукой, — должно быть, господин Утред?

— Утред из Беббанбурга, — представился я.

— И тебе тоже — добро пожаловать, воистину добро пожаловать!

Зигфрид шагнул вперед и сам взял поводья моего коня, что было проявлением огромного уважения. Потом улыбнулся, глядя на меня снизу вверх, и лицо его, столь ужасное, внезапно сделалось озорным и почти дружелюбным.

— Люди говорят, что ты высокий, господин Утред!

— Мне тоже об этом говорили, — ответил я.

— Тогда давай посмотрим, кто из нас выше, ты или я? — добродушно предложил Зигфрид.

Я соскользнул с седла и размял ноги. Зигфрид, необъятный в своем меховом плаще, все еще держал поводья моего коня и улыбался.

— Ну? — обратился он к тем, кто стоял к нам ближе остальных.

— Ты выше, господин, — торопливо сказал один из этих людей.

— А если бы я спросил тебя, который из нас красивее, что бы ты ответил? — спросил Зигфрид.

Человек перевел взгляд с Зигфрида на меня, с меня на Зигфрида, не зная, что сказать. Вид у него был перепуганный.

— Он боится, что если даст неверный ответ, я его убью, — доверительно сказал мне Зигфрид, как будто все это его забавляло.

— А ты впрямь его убьешь? — спросил я.

— Я подумаю об этом. Эй! — окликнул он человека, который нервно шагнул вперед. — Прими поводья и поводи коня. Так кто из нас выше?

Последний вопрос был задан Хэстену.

— Вы одинакового роста, — ответил тот.

— И оба одинаково красивы, — сказал Зигфрид и засмеялся.

Он обхватил меня руками; от его плаща несло прогорклой вонью. Зигфрид обнял меня и сказал:

— Добро пожаловать, господин Утред, добро пожаловать! — И, шагнув назад, ухмыльнулся.

В тот миг он нравился мне, потому что его улыбка была искренне теплой.

— Я много о тебе слышал, — заявил он.

— А я о тебе, господин.

— И, без сомнения, мы оба слышали много лжи. Но хорошей лжи. А еще у меня с тобой была ссора. — Он выжидающе ухмыльнулся, но я ничего не ответил. — Джаррел, — объяснил Зигфрид. — Ты убил его.

— Убил, — согласился я.

Джаррел возглавлял команду викингов, которую я перерезал на Темезе.

— Мне нравился Джаррел, — сказал Зигфрид.

— Тогда тебе стоило посоветовать ему избегать Утреда из Беббанбурга, — отозвался я.

— Это верно, — согласился Зигфрид, — как верно и то, что ты убил Уббу.

— Убил.

— Его, должно быть, нелегко было убить? И Ивара…

— Я убил и Ивара, — подтвердил я.

— Но тот был уже стар, ему пора было уходить. Его сын тебя ненавидит, ты это знаешь?

— Знаю.

Зигфрид насмешливо фыркнул.

— Его сын — ничтожество. Кусок хряща. Он тебя ненавидит, но почему сокола должна заботить ненависть воробья?

Он ухмыльнулся мне, потом посмотрел на Смоку, моего жеребца, которого водили по арене, чтобы тот медленно остыл после длинного путешествия.

— Вот это конь! — с восхищением проговорил Зигфрид.

— Да, — согласился я.

— Может, отобрать его у тебя?

— Многие пытались это сделать.

Зигфриду понравился ответ. Он снова засмеялся и, положив мне на плечо тяжелую руку, повел меня к кресту.

— Ты сакс, как мне сказали?

— Сакс.

— Но не христианин?

— Я поклоняюсь истинным богам, — ответил я.

— Может, за это они тебя любят и вознаграждают. Зигфрид сжал мое плечо, и даже сквозь кольчугу и кожаную одежду я почувствовал его силу. Потом он повернулся. — Эрик! Ты что, стесняешься?