Он снова дернул Вздохом Змея, хотя Зигфрид промолчал.

— А теперь мне нужны лошади, — продолжал Пирлиг. — И нужно, чтобы господин Утред и его люди были нашими сопровождающими, когда мы покинем Лунден. Договорились?

Эрик посмотрел на меня, и я кивнул в знак согласия.

— Договорились, — сказал Эрик Пирлигу.

Я взял у Пирлига Вздох Змея.

Эрик держал раненую руку брата. На мгновение я подумал, что Зигфрид сейчас бросится на оставшегося невредимым валлийца, но Эрик сумел повернуть брата в другую сторону.

Привели лошадей. Люди на арене были молчаливыми, полными негодования. Они видели унижение своего вождя и не понимали, почему Пирлигу дозволяют уехать вместе с другими посланниками, но смирились с решением Эрика.

— Мой брат — упрямый человек, — сказал мне Эрик.

Он отвел меня в сторону, пока седлали лошадей.

— Похоже, священник все-таки умеет сражаться, — извиняющимся тоном проговорил я.

Эрик нахмурился — не в гневе, а в замешательстве.

— Меня интересует их бог, — признался он. Он наблюдал за братом, которому сейчас перевязывали раны. — Похоже, их бог могуч, — продолжал Эрик.

Я вложил в ножны Вздох Змея, и Эрик увидел на его Рукояти серебряный крест.

— Ты, наверное, тоже так думаешь?

— Этот крест мне подарили, — сказал я. — Подарила женщина. Хорошая женщина. Моя любовница. А потом христианский бог завладел ею, и теперь она больше не любит мужчин.

Эрик протянул руку и нерешительно прикоснулся к кресту.

— Ты не думаешь, что он придает силу клинку? — спросил он.

— Воспоминание о ее любви может придать ему силу, — ответил я, — но настоящая сила идет отсюда. — Я прикоснулся к своему амулету в виде молота Тора.

— Я боюсь их бога, — сказал Эрик.

— Он суровый и недобрый, — заявил я. — Он — бог, который любит создавать законы.

— Законы?

— Тебе не позволяется возжелать жены ближнего своего.

Эрик засмеялся, услышав это, но потом понял, что я говорю серьезно.

— Правда? — недоверчиво переспросил он.

— Священник! — окликнул я Пирлига. — Твой бог позволяет мужчинам желать соседских жен?[5]

— Позволяет, господин, — робко ответил Пирлиг, словно боялся меня. — Позволяет, но не одобряет.

— И он составил насчет этого закон?

— Да, господин, составил. И еще один, который гласит, что ты не должен желать вола соседа своего.

— Вот видишь, — сказал я Эрику. — Ты не можешь даже пожелать вола, если ты христианин.

— Странно, — задумчиво проговорил тот, глядя на посланников Гутрума, которые едва не лишились голов. — Ты не возражаешь против того, чтобы стать их сопровождающим?

— Нет.

— Может, и неплохо, что они будут жить, — тихо сказал Эрик. — Зачем давать Гутруму повод на нас напасть?

— Он не нападет, — уверенно отозвался я, — убьешь ты их или нет.

— Вероятно, — согласился Эрик, — но мы договорились, что, если священник победит, они все останутся жить, поэтому пусть живут. Ты уверен, что не против их проводить?

— Конечно, не против, — ответил я.

— Тогда возвращайся, — тепло сказал Эрик. — Ты нам нужен.

— Тебе нужен Рагнар, — поправил я.

— Верно, — признался он и улыбнулся. — Присмотри за тем, чтобы эти люди целыми и невредимыми выехали из города, а потом возвращайся.

— Сперва мне нужно съездить за женой и детьми, — сказал я.

— Да, — ответил он и снова улыбнулся. — Тут тебе повезло. Но ты вернешься?

— Так велел мне Бьорн-мертвец, — сказал я, тщательно избегая прямого ответа.

— Да, велел. — Эрик обнял меня. — Ты нам нужен, — повторил он. — Вместе мы завоюем весь этот остров.

И мы уехали, проследовали по улицам города, выехали через западные ворота, известные как Ворота Лудда, а потом двинулись к броду через реку Флеот.

Ситрик ехал, склонившись над лукой седла, все еще страдая от ударов, полученных от Зигфрида.

Когда брод остался позади, я оглянулся, ожидая, что Зигфрид отменит приказ брата и пошлет за нами погоню. Но никто не появился. Мы проскакали по болотистой земле и въехали по небольшому склону в город саксов.

Я не остался на дороге, ведущей на запад, а вместо этого свернул к пристани, у которой была пришвартована дюжина судов. То были речные суда, торговавшие с Уэссексом и Мерсией. Немногие капитаны имели желание преодолеть опасную брешь в разрушенном мосту, который римляне перебросили через Темез, поэтому стоявшие тут суда были небольшие, гребные, и все они платили мне пошлину у Коккхэма. Все капитаны знали меня, потому что имели со мной дело каждый раз, когда пускались в плавание.

Мы проложили себе путь мимо костров через груды товаров, через толпы рабов, разгружавших суда.

Только одно судно готовилось двинуться в путь. Оно называлось «Лебедь» и было хорошо мне знакомо. Команда его состояла из саксов. Судя по тому, что гребцы его стояли на пристани, а капитан по имени Осрик заканчивал свои дела с торговцем, чьи товары перевозил, судно готово было к отплытию.

— Возьмешь на борт и нас, — сказал я ему.

Мы оставили большинство лошадей, но я настоял на том, чтобы на судне нашли место для Смоки, и Финан тоже захотел ввести на борт своего жеребца. И вот животных уговорили войти в открытый трюм «Лебедя», и те встали там, дрожа.

А потом мы отплыли. Начинался прилив, весла врезались в воду, и мы скользили вверх по реке.

— Куда тебя доставить, господин? — спросил меня капитан Осрик.

— К Коккхэму, — ответил я.

И обратно к Альфреду.

Река была широкой, серой и угрюмой. Сильное течение питали зимние дожди, и прилив сопротивлялся ему все меньше и меньше. «Лебедь» двигался медленно — десять гребцов с трудом боролись с течением.

Я перехватил взгляд Финана, и мы обменялись улыбками. Он, как и я, вспоминал долгие месяцы, проведенные на веслах торгового корабля в те годы, когда мы были рабами. Мы страдали, истекали кровью и дрожали, и думали что только смерть освободит нас от такой судьбы, но теперь другие люди гребут за нас. «Лебедь» прокладывал себе путь вокруг огромных изгибов Темеза, чьи берега были сглажены широкими половодьями, протянувшими пальцы в заливные луга.

Я сел на маленькой площадке на тупом носу корабля, и там ко мне присоединился отец Пирлиг. Я отдал ему свой плащ, в который тот плотно укутался. Он нашел хлеб и сыр, и неудивительно: я не встречал другого человека, который бы столько ел.