Василий Макарович тяжело вздохнул и закатил глаза.

Но его страдальческого выражения лица никто не видел, его вздохов также не слышал никто, если не считать Бонни, валявшегося на полу возле кровати. Так что можно было не стараться.

Дядя Вася устроился поудобнее и подоткнул сбившееся одеяло.

Прислушавшись к себе, он вынужден был признать, что чувствует себя вовсе не так плохо. Правда, в горле хрипело и сипело, как в неисправной батарее, но жар спал, мучительная ломота во всех суставах прошла, и отвратительный озноб, еще утром сотрясавший все тело, тоже прекратился. А самое главное – Василий Макарович вынужден был признать несомненную правоту Василисы: работа им необходима как воздух, а поскольку их в фирме всего двое (если, конечно, не считать Бонни), то ему нужно взять часть нагрузки на себя.

– Бонни, дармоед, мог бы и ты потрудиться на благо нашего агентства! – проговорил дядя Вася, неодобрительно взглянув на дога. Бонни ответил ему преданным взглядом, который можно было понять так: «Да я всей душой! Да я всегда готов! Только покажи мне своих врагов – и я раздраконю их на тысячу крошечных кусочков! Или, на худой конец, разорву им брюки и обслюнявлю с ног до головы… Но вот разговаривать по телефону и допрашивать свидетелей, к сожалению, не умею…»

– Не умеешь! – подтвердил дядя Вася с тяжелым вздохом и снова взялся за телефон.

За время работы в милиции он обзавелся большим количеством друзей и знакомых в самых разных подразделениях, от лаборатории графологической экспертизы до морга. В том числе был у него приятель и в ГИБДД, или, по-старому, ГАИ. Это был «горячий финский парень» по имени Матти Пустонен.

Василий набрал его номер и прохрипел в трубку:

– Здорово, Матти!

– Это кто-о? – протянул Пустонен в недоумении.

Матти перебрался в Северную столицу из Петрозаводска больше двадцати лет назад, но так и не избавился от финского акцента.

– Что, не узнаешь? – дядя Вася откашлялся. – Это я, Василий Куликов! Ты меня забыл, что ли?

– Не-ет, не запыл!.. – отозвался Матти голосом протяжным и печальным, как сумерки на финском хуторе. – Только не узна-ал… покатым будешь, Васи-лий…

– Каким? – удивленно переспросил Куликов.

– Покатым… ну, тенек мноко пудет!..

– Ах, богатым! – сообразил наконец дядя Вася. – Твоими бы устами… только, знаешь, вряд ли я разбогатею – не тот у меня характер!

– А что ты так хрипишь, Васи-лий? Заполел?

– Да, заболел, заболел! – Дядя Вася грустно закашлялся. – Грипп, наверное…

– Свинячий?! – всполошился Матти, трепетно относившийся к здоровью. – А ты, Васи-лий, маску нател?

– Маску? – удивился Василий Макарович. – Разве грипп по телефону передается?

– Кто его зна-ает… – протянул гаишник. – Переженого пок пережет…

– Пережженного? – переспросил дядя Вася. – А, береженого!

– Тебе, Васи-лий, лекарства какие-нипудь нужны? – забеспокоился Пустонен. – Я привесу…

– Да нет, спасибо, Матти, за мной есть кому ухаживать! – Дядя Вася взглянул на Бонни и страдальчески скривился. – Я тебе чего звоню-то… ты бы не мог помочь мне найти одну машину?

– Машину? Нет проплем… Ты мне только скаши номер – я тепе сразу все узнаю…

– Да в том-то и дело, что нет у меня номера! Знаю только, что это – черный «Опель» и на борту у него картинка… эта, как ее… – Дядя Вася напрягся, припоминая слова Василисы.

В голове у него зазвучала привязчивая мелодия, перед глазами мелькнули кадры из мультфильма. – А, ну да – розовая пантера!

– Аэрокрафия? – уточнил Пустонен.

– Во-во, аэрография! – подтвердил Василий Макарович, вспомнив мудреное слово.

– Ну, это кое-что! – Матти задумался. – Ну ты потожди, Васи-лий, я потумаю и перезвоню…

– Подумай, Матти, подумай! – обрадовался дядя Вася. – Только не очень долго, дело важное! И… спасибо тебе большое!

– Не сто-ит… – протянул гаишник. – Ты высторавливай поскорее, Васи-лий!..

Василий Макарович повесил трубку и обессиленно откинулся на подушки.

Потом он вспомнил, что его страдания никто не видит, и расслабился.

По прошествии некоторого времени, прислушавшись к себе, он понял, что чувствует себя лучше, но очень хочет есть.

Снова недобрым словом помянув про себя легкомысленную Василису, которая бросила его без помощи и заботы, Василий Макарович спустил ноги с кровати, нашарил тапки и отправился на кухню.

Бонни тут же вскочил и устремился за ним в надежде, что ему тоже что-нибудь перепадет.

Однако содержимое холодильника разочаровало обоих голодающих.

Как поется в старой трогательной песне, в холодильнике была «зима, пустынная зима».

– Вот так с голоду умрешь, и никто не пожалеет! – привычно вздохнул дядя Вася и задумался о своем трагическом положении.

Есть хотелось мучительно.

В желудке ныло и подвывало, как подвывают голодные волки в зимнем лесу.

Он еще раз обследовал холодильник и не нашел там ничего, кроме половинки лимона и засохшей корки сыра. Эту корку он бросил Бонни. Пес машинально заглотал угощение и тут же обиженно взглянул на дядю Васю – мол, не ожидал от тебя такого!

– Извини, ничего другого предложить не могу! – Василий Макарович развел руками.

Положение было безвыходным.

Точнее, как раз выход был: следовало одеться и выйти из дому. Кстати, заодно уж и поговорить с той официанткой, о которой упоминала Василиса…

Ну ладно, так и быть – придется соединить приятное с полезным: можно поесть в том кафе, где работает эта официантка, а заодно, между основным блюдом и десертом, провести профессиональный допрос. Он еще покажет Василисе свой настоящий профессионализм! Он еще докажет, что его рано списывать!

В кафе народу было мало, потому что время обеда уже миновало, а время ужина еще не наступило. Василий Макарович разделся в гардеробе и задержался перед зеркалом, тщательно приглаживая редеющие волосы. Не то чтобы его вдруг одолел интерес к своей персоне, просто он разглядывал в зеркале полупустой зал и пытался определить столики, которые обслуживает официантка Лизавета. Пока что никого похожего на знойную брюнетку с ярко накрашенными губами, как описала ему Василиса интересующий их объект, в зале не наблюдалось. Крутилась возле занятых столиков женщина постарше с усталым невыразительным лицом, но это было типичное не то.

Открылась дверь, и в кафе вломилась компания развеселых мужичков рабочего вида. Едва не сметя дядю Васю, они рванули в зал. Там сразу стало шумно и тесно.

Немолодая официантка скрылась на кухне, и тотчас на смену ей явилась Лизавета. Все верно, определил Василий Макарович, девица яркая, броская, заметная. Хоть и одета вызывающе. Василиса сказала – безвкусно, но дядя Вася понятия не имел, как сейчас молодежь одевается. Вроде бы все одинаковые, но про одну Василиса говорит – высший класс, а про другую – полный отстой. Василий Макарович плохо улавливал разницу.