— Мэттью, я очень ценю ваше обращение, — отзывается Ян. — И я понимаю вашу мысль про ангелов, страдания души и тому подобное, если я вас правильно понял. Но вы сами сказали: мы найдем там только кости. Ничего другого там нет. И если вы держитесь суеверий или, в вашем случае, религии, то я предпочитаю обходиться без них. Так вот, мы позаботимся о костях, и я совсем не против, чтобы вы присутствовали и наблюдали за работами, если без этого ваша лодка даст течь. Но мне нужно передвинуть кладбище, мне позволили передвинуть кладбище, и я намерен передвинуть кладбище. Считайте меня кем хотите, но это так. Костям все равно где лежать.

— Если я не сумею вас переубедить, то постараюсь всеми средствами осложнить вам это дело. Имейте это в виду, — говорит отец Макки.

— В очередь, отец, — усмехается Ян. — На меня уже открыло охоту Общество защиты животных — из-за барсуков. И какое-то там кентское лесничество поднимает шум из-за деревьев. Теперь вы с монахинями. Мне приходится приспосабливаться к требованиям ЕС по части теплового излучения, светового загрязнения, санитарного оборудования и сотни других, хотя мы, если мне не изменяет память, проголосовали за выход. Проживающие плачут над каждой скамейкой. «Английское наследие» твердит, что кирпичи у меня не той прочности, а самый выгодный поставщик цемента во всей Южной Англии как раз отправился за решетку за махинации с налогами. Вы для меня не самая большая проблема, отец, и даже не предпоследняя.

Ян наконец делает паузу, чтобы перевести дыхание.

— А еще Тони умер, так что всем сейчас тяжело, — перекрестившись, вставляет Богдан.

— Вот-вот. Еще и Тони умер. Трудные времена! — подхватывает Ян.

Отец Макки оборачивается к напомнившему о себе Богдану.

— А вы что скажете, сын мой? О переносе Сада вечного покоя? Вам не кажется, что мы потревожим души? Вы не думаете, что нас ждет за это наказание?

— Отец, я думаю, Бог все видит и всех судит, — отвечает Богдан. — Но, по-моему, кости — это всего лишь кости.

У Джойс сегодня стрижка. Энтони приезжает по четвергам и пятницам, и стрижка в его мобильном салоне — настоящая золотая жила. Джойс всегда записывается первой в очереди, чтобы услышать отборные сплетни.

Элизабет это учла и сидит сейчас у дверей. Ждет, слушает. Она могла бы просто зайти, но ждать и слушать — старая привычка, от нее так просто не избавишься. За целую жизнь она чего только не наслушалась. Элизабет посматривает на часы. Если через пять минут Джойс не выйдет, она напомнит о себе.

— В один прекрасный день я все это покрашу, Джойс, — говорит Энтони. — Выйдете отсюда ярко-розовая.

Джойс хихикает.

— Будете как Ники Минаж. Знаете Ники Минаж, Джойс?

— Нет, но звучит красиво, — отвечает Джойс.

— А что вы думаете насчет того убитого парня? — интересуется Энтони. — Карран, да? Я его здесь видел.

— Ну, это, конечно, очень печально, — говорит Джойс.

— Застрелили, как я слышал, — говорит Энтони. — Интересно, за что?

— По-моему, убили тупым предметом, Энтони, — поправляет Джойс.

— Правда? У вас прекрасные волосы, Джойс. Дайте слово, что завещаете их мне.

Элизабет за дверью закатывает глаза.

— Я слышал, его расстреляли на набережной, — не унимается Энтони. — Подкатили трое на мотоциклах…

— Нет, просто проломили голову на его собственной кухне, — говорит Джойс. — Безо всяких мотоциклов.

— Кто бы мог это сделать? — удивляется Энтони. — Проломить человеку голову на собственной кухне?

«Действительно, кто?» — думает Элизабет и снова смотрит на часы.

— А кухня у него наверняка хороша, — говорит Энтони. — Какая жалость. Мне в нем всегда чудилось что-то такое. То есть видно, что он не из порядочных, но все-таки…

— Да, тут мы с вами сходимся, Энтони, — говорит Джойс.

— Надеюсь, того, кто это сделал, поймают.

— Наверняка, — соглашается Джойс, поднося к губам чашку с чаем.

Элизабет, решив, что достаточно наслушалась, встает и входит в салон. Энтони, обернувшись, замечает ее.

— О, вот и она. Дасти Спрингфилд!

— Доброе утро, Энтони. Боюсь, вам придется отпустить Джойс. Она мне нужна.

Джойс хлопает в ладоши.

Ну вот уж чего я не ожидала, когда с утра ела мюсли. Сначала то дело с монахиней, а сегодня еще и это.

Если вы решили, что я каждое утро ем мюсли, то ошиблись, но этим утром поела, и, как оказалось, запас энергии пригодился. Время уже к десяти вечера, а я только вернулась. Хотя на обратном пути вздремнула в поезде.

С утра я стриглась у Энтони. Мы почти закончили и уже просто сплетничали в свое удовольствие, когда вошла — кто бы вы думали? — Элизабет. С холщовой сумкой и фляжкой — и то и другое не в ее стиле. Она сказала, что такси уже в пути и чтобы я собралась на целый день. Я, с тех пор как перебралась в Куперсчейз, привыкла к неожиданностям, так что и глазом не моргнула. Спросила, куда мы едем, чтобы представлять, какая там погода и тому подобное, а она сказала — в Лондон, что меня удивило, зато объяснило фляжку. Я отлично представляю, как холодно бывает в Лондоне, так что заскочила домой и переоделась в отличное пальто. И слава богу за это!

Мы все равно пользуемся робертсбриджским такси, хоть они однажды и завезли внучку Рона не на ту станцию; к их чести, они исправились. Водитель, Хамед, был из Сомали — такое красивое название. Сюрприз-сюрприз, Элизабет там бывала, и они поболтали как старые друзья. У Хамеда шестеро детей, старший работает врачом в Чизлхерсте, если вы знаете, где это. Я была там однажды на барахолке, так что тоже сумела вставить словечко.

Элизабет все ждала, чтобы я спросила, куда мы едем, но не дождалась. Она любит покомандовать, и, не поймите неправильно, мне тоже нравится, когда она командует, но и себя иногда показать невредно. Мне думается, она от меня подзаряжается, в хорошем смысле. Я себя никогда слабой женщиной не считала, но чем больше узнаю Элизабет, тем больше мне кажется, что, может, я такая и есть. Будь у меня сила духа, как у Элизабет, я бы тоже побывала в Сомали? Это я просто для примера.

Мы сели на поезд в Робертсбридже (в 9:51) и к Танбридж-веллс она не утерпела и все мне рассказала. Мы ехали повидать Джоанну.

Джоанна? Моя малышка? Можете представить, сколько у меня было вопросов. Вот теперь Элизабет своего добилась.

Так зачем нам понадобилась Джоанна? Вот что постепенно выяснилось. Элизабет объяснила, и у нее это прозвучало очень убедительно, что о многих сторонах дела мы знаем не меньше полиции, и это для всех к лучшему. Однако неплохо нам кое в чем опередить полицию. На случай, если придется «поторговаться». По словам Элизабет, это может оказаться полезным, потому что Донна, к сожалению, не все готова нам выложить. В конце концов, кто мы такие?