Надин с сочувствием смотрела на меня. Сама она довольно успешно продавала картины. У неё был круг постоянных поклонников – коллекционеры, врачи, учителя, бизнесмены. Некая дама с Рублёвки второй год собирала коллекцию Надькиных картин, покупала из разных периодов: студенческие работы, парижские эскизы, пейзажи Кижей и Валаама. Не завышая цены, художница гарантировала безупречное качество. Небольшие работы, как я их называла – «формата телевизора», она продавала по двадцать – тридцать тысяч рублей. Крупные живописные полотна, где размеры уже измерялись метрами, Надин выставляла от пяти до пятнадцати тысяч евро. Но и продавались они крайне редко.

– Дизайнерша, как посредник, берёт двадцать процентов, зато у меня продажи. И я не парюсь разговорами с клиентами. Она всё утрясает. И цены, и скидки, и сроки.

Кроме торговли через посредников, подруга делала творческие работы на выставки, рассылала картины за границу, где обычно пиарилась через местных организаторов галерей. Насколько позволяли средства. Цены там были уже европейские – выставляли накрутку до ста процентов, а соответственно и покупалось искусство более вяло, чем на родине.

Надька считала, что для рекламы важен и вид самого художника, поэтому всё у неё было стильным: мобильник, сумочка, шариковая ручка, не говоря об одежде, подобранной со вкусом в бутиках.

Я часто путалась в фамилиях модельеров, Кукаи называла Мураками, и подруга хохотала над моей дикостью. Временами она старалась принарядить меня, но безуспешно. Наденешь модную кофту – юбка старая выпирает. Купишь фирменную жилетку, а джинсы рваные. Одиночный элемент гламура не спасал общей картины.

Как только стильный покупатель на иномарке тормозил на Невском у мастерской, я старалась поскорее смыться, стесняясь своей простоватости. Надин же, нисколько не тушуясь, насильно задерживала меня и представляла:

– Знакомьтесь – Лия Лин, переводчик.

Последнее было преувеличением. Конечно, я бралась за английские, французские и даже китайские тексты, чаще биологические или медицинские, но профессиональным переводчиком не являлась.

Самую ощутимую помощь я получала от мамочки. Жила она в Москве, и виделись мы нечасто. Но перезванивались регулярно. Окончив ЛГУ, я не пошла по стопам родителей, видевших во мне своё научное продолжение, чем их страшно разочаровала. После ранней смерти моего отца-француза мама так и не вышла больше замуж. Предложение возглавить кафедру в МГУ мама приняла, хотя долго мучилась, что я остаюсь в городе на Неве без её чуткого присмотра.

Но тогда моим мужем был Мечик, который не переносил тёщу. Решающим фактором стало то, что маме предложили «профессорскую квартиру» в Главном здании университета, и она смогла оставить нам питерские пенаты у «Ломоносовской». И мы перебрались в эту трёшку, продав двадцатиметровую комнату на Невском, которую дал мне в приданое отец при первом браке. Чтобы я имела возможность самостоятельно терпеть своего супруга, тогда предполагалось – одного… Деньги от продажи жилья, где родился Авраашка и Забава, позволили нам с Мечиком два года безбедно существовать. И купить тот самый злополучный акваланг…

Мама до сих пор преподавала в старейшем университете страны. За многие годы настолько отработала материал, что читала лекции на автомате. Она любила студентов. Но главным стимулом для труда считала материальную помощь многодетной дочери. При каждой аттестации не забывала напомнить: «Я – многодетная бабушка. Меня увольнять нельзя!»

В шестьдесят лет мама полна энергии: все еще заведует кафедрой, берет аспирантов, ездит на международные конференции. И каждый месяц отсылает бо́льшую часть зарплаты мне и внукам. Сама же обходится овсянкой и кефиром, поддерживая стройность фигуры и бодрость духа. Невероятная оптимистка, мама как никто другой, помогала мне выстоять в самые трудные моменты судьбы.

Деньги не грибы – можно и зимой найти.

Русская народная пословица

– Лейк, а я ведь, сволочь такая, по-настоящему никогда не задумывалась, как тебе живётся… – Андре искренне плакала на моём плече.

– Да всё нормально, у меня всё отлично, – закапали слёзы и у меня.

Надька мученически скривилась, затем грозно рыкнула:

– Хватит рыдать, дурынды! Слезами горю не поможешь. Эй, Анют, а ну отцепись от Лейки! Мне вот вчера отказ пришёл по биеннале в Китае, и ничего, не реву.

– Ревнует, – шепнула мне на ухо Анька. – Ну, сейчас она у нас получит.

Я затаила дыхание, улыбаясь сквозь слёзы.

– Лятрекша, а ты вроде бы недавно картинку продала во Франции? Пару недель назад хвасталась. И что, пять тысяч евро на один зуб, да?

– Отцепись. Я оплатила аренду мастерской на полгода вперёд, купила краски, холсты, дорогущие рамы для картин, кисти. Долги раздала по мелочи. Своему бывшему подкинула на жизнь – он мне всю кровь выпил на пару с мамочкой. Несколько шмоток купила на распродаже. И чего это я перед тобой оправдываюсь? – Надежда, хлебнув каркаде, прикурила сигарету.

– А вот скажи, правда, что после смерти художника его картины сильно вырастают в цене? – бархатные нотки в голосе Андре предвещали очередное веселье.

– Ну, по-разному. В основном – да, если художник топовый. – Надька смотрела с подозрением.

Анька, подмигнув мне, продолжила издевательства над подругой:

– И сильно вырастают? Ну, в процентном выражении?.. А до скольки десятков раз, можешь точнее, топовая ты наша… Лейк, я что придумала! У меня около двадцати Надькиных каляк-маляк, у тебя чуть больше. Быстренько организуем Надьке падение из твоего окна и устраиваем пышные похороны. Зовём её любимого критика, дарим ему Надькину картинку поплоше – хотя из плохого выбрать похуже задачка ещё та! – и организуем через Замурашку роскошный некролог-рекламу. Под шумок утаскиваем все Надькины кулимули из её мастерской, а затем мутим выставку-продажу памяти Надин Дельфининой. Озолотимся, Лейк! Соглашайся, и быстро. План гениальный. Стопудово. Партнёр, ты в доле?

Сдавленно хрюкая от удовольствия, я перевела взгляд на скривившуюся Надежду. Сейчас что-то будет. Надин не подкачала.

– Ну ты и… была-то на всю голову отмороженная, а упилась полынной отравой до полного маразма. Тебе не только зелёные феи скоро мерещиться будут… Идиотка, да кому тут нужны мои картины? Три года будете продавать, с голоду подохнете за это время. Лучше объясни, почему ты, супер-пупер-мега-звездища, без бабла сидишь? Без бокала нет вокала, всё пропила? Не только мозги, но и денежки? Лейка, а ты чего на меня так оценивающе смотришь?..

Ох, надо срочно выступать изолирующим буфером…

– Ань, а правда, мне казалось, у тебя проблем с деньгами не должно быть. Ты всегда такая красивая, успешная… – я посмотрела на смеющуюся Андре.

– Надюш, не злись ты. Что, мать, приколы разучилась понимать? – Анька расхохоталась, протянув руку, вытащила из Надькиной пачки сигарету. – Да пошутила я, пошутила. Согласна, что неудачно, учитывая последние события. Не смотри на меня волчицей. Лейк, а по поводу успешности… Всё не так пафосно-гламурно, как кажется.