У разведчика глаз остер, ум хитер,

отличный слух, охотничий нюх.

Русская поговорка

– А с Храмом мне пришлось работать. Деваться-то некуда! Но действовала я умнее: регистрировала авторские права на новые песни, хранила копии студийных записей, держала под контролем финансы, копила на квартиру в Москве. От гастролей было не продохнуть! Но этот урод и тут умудрился меня подставить. Когда я была на гастролях в Якутске, он позвонил и предложил купить квартиру в Санкт-Петербурге у знакомых, по очень выгодной цене. А у меня как раз накопилась приличная сумма. Для Москвы маловато, для варианта Храма – достаточно. Прилететь на сделку сама я не могла – нужно было работать ещё два концерта, платили очень хорошо. Вот Храм и купил квартиру в Питере. За мои деньги, но на своё имя. У него имелась подписанная мною доверенность, которая, оказывается, включала и такие случаи. Теперь квартира – его страховка. Короче, сама дура. – Андре, вздохнув, закурила. – Каждый год Храм обещает переписать квартиру на меня в конце года, если не взбрыкну и не уйду от него. Процент он с моих гонораров берёт грабительский, почти половину. В раскрутку не вкладывает ни копейки. А поддержание имиджа требует огромных вложений. Держусь на старой популярности да на честном имени. Плюс сейчас лето, обычный простой до конца августа. Вот я и оказалась на мели.

– Ань, а ты правда подтяжку себе делала и грудь увеличивала? – решила я бессовестно воспользоваться моментом. Когда ещё Андре будет в таком настроении.

– Подтяжку лица – да, это рядовая операция. Её в Штатах каждая вторая домохозяйка раз в пять лет делает. – Андре вдруг ехидно посмотрела на Надин. – А вот никаких силиконов никуда не вставляла: от природы такая, боженька наградил.

– А что же ты ни разу не возмутилась, когда я тебя стебала? – Надин поперхнулась выдыхаемым дымом от неожиданного откровения Андре.

– Что ты, Надюш, зачем же лишать себя такого удовольствия. Я ж каждый раз, когда ты силикон мне припоминала, прямо гордостью за себя наполнялась. До пятого размера.

– А как же ты тогда своих дамочек так высоко закрепляешь?..

Мне вдруг стали неинтересны подробности – я вспомнила про бабку с Паркинсоном. Пока Надин и Анька обсуждали звёздно-профессиональные тёрки, я спустилась этажом ниже и позвонила в квартиру тридцать семь.

– Я согласна ухаживать за вашей мамой.

– Отлично!

Дочка больной повела меня знакомиться с бабулей.

Вернувшись, застала подруг о чём-то ожесточённо спорящих.

– Я договорилась быть сиделкой. За тысячу в день, завтра утром приступаю. А вы чего так разошлись? – мне было непонятно раздражение Надьки, с которым она накидывалась на Андре. Ведь ещё пятнадцать минут назад были – неразлейвода. С другой стороны – когда они не ссорились? Особенно в моё отсутствие.

– Да вот, предлагаю Лятрекше устроить персональную выставку-продажу, – Андре, хитро улыбнувшись, посмотрела на меня. – А Надька орёт, что ничего не выйдет. Надь, у тебя телефон этого гада – ну как его, владельца галереи «Гастрит-Арт», есть?

– Ань, ты же не разбираешься в выставочном бизнесе! Во-первых, не «Гастрит», а «Рострум», а во-вторых, номер есть. Но Вадим не станет меня выставлять. Он же друг моего бывшего мужа, а этот экс-козёл, если твой склероз тебе не изменяет, тоже картинки пописывает. И потом, нужна хоть парочка новых работ, все мои нетленки уже в каталогах.

– Так, всё поняла. Давай быстро номер сотового Вадима и пока молчи.

Андре схватилась за мобильный, набрала продиктованные Надин цифры, выразительно корча нам рожицы в ожидании ответа.

– Вадик? Это Андре… Ты чего, кисюнь, свою кисоньку не узнал? Мадемуазель Андре… Да, та самая, которой ты в любви объяснялся на банкете после второй бутылки коньяка, когда я «Зелёный изумруд» спела. Припоминаешь? Очень хорошо. У меня к тебе серьёзный разговор. Ну, я в целом согласна на предложение. Так и быть, отработаю в твоей забегаловке за «спасибо»… На выставке у Дельфининой. Но ты ей намекни, что я большая ценительница современной живописи, пусть полотно какое-нибудь мне презентует. Побольше. И с тебя журналисты. Чтобы обо мне в тот же вечер в газетах написали…

Мы с Надин остолбенело молчали. Андре, улыбаясь, выслушивала что-то в трубке, накручивая прядку платиновых волос на палец.

– Кисюнь, я два раза предлагать не буду. Разве твой дружок не сказал? – Анька прикрыла трубку и повернулась Надьке: – Как мужа твоего зовут? Миша? – Затем снова заговорила в телефон: – Тебя разве Мишка не поставил в известность, что они с Надеждой делают совместную выставку в твоей галерее?.. Ах, даже так? А как упрашивал меня Мишенька… Вот какой же козёл твой друг… Нет, и не проси! Ладно, подумаю… Звякну сейчас этому горе-малевальщику. Пока, кисюнь. У тебя, когда я буду на сцене – как всегда брют, ты помнишь, да? Целую.

В полном обалдении мы уставились на подругу.

– Ань, ты разве с Вадимом знакома? – Надьке изменила её вечная невозмутимость.

– Сейчас звоним твоему экс-мужу – надо опередить Вадима. А его я знать не знаю! В первый раз с ним разговаривала, – Андре лучилась хитрой улыбкой. – Все вопросы потом. Набирай своего бывшего, Мишеньку, да? Только разговаривать я буду сама. Да, и про картину в подарок я не шутила. Хочу те ирисы, которые ты для меня второй год зажимаешь.

Каждая женщина у себя в дому и госпожа, и прислуга.

Азербайджанская пословица

Мне нравится входить в квартиры, где тишина, ряды книг на полках, тяжёлые занавеси, мягкие кресла и прохлада. Именно так было у бабули со второго этажа – типичный петербургский интерьер. Картины, бронза, ковры и полумрак…

Хитренькие глазки выдавали в Аделаиде Ильиничне шкоду и непростую натуру. Подобные особи и в восемьдесят три года остаются кокетливыми и обаятельными. Трусики кружевные. Халатик шёлковый. Носочки с розочками. На щеки брызгает кислородным коктейлем. Я сразу оценила настоящую даму и поняла – подружимся. Потому что сама дамой не была, а противоположности, как известно, притягиваются.

И вообще работать оказалось не просто удобно, а суперудобно. Во-первых, старушка лучше, чем старик, а второй этаж лучше, чем пятый. Во-вторых, тысяча в день для меня сейчас – это сказка, где Иванушка находит клад. Нечто в этом роде и получалось, когда бабуля доставала из-под подушки бумажку с вознаграждением, обычно это происходило в восемь вечера, перед укладыванием спать.

Но работа оказалась нелегкой. И до этого момента приходилось изрядно покрутиться.

Например, когда мы стригли ногти.

– Поровнее! И чтобы полукругом! – Бабка Ада проверяла пальчиком, гладко ли.

Пожилая женщина следила за качеством тела. Зная, что ею уже никто не заинтересуется, кроме участкового терапевта, она тем не менее требовала макияж, причёску и элегантное бельё. И даже прокладки выбирала ароматические, с запахом экзотических акаций. Сумочку для зубных протезов и ту Ада собственноручно сшила из мадеполама и прицепила к ней две георгиевские ленточки – из гламурного патриотизма. Паркинсон был бы доволен такой больной.