Все еще озираясь, паренек пожевал нижнюю губу и обратил на меня черные глаза:

– Джой. Я работаю на Пита.

– Ты слышал, что с ним стряслось?

Джой сглотнул, и его грязные руки сжались в кулаки.

– Просто не верится, – сказал я. – Ну садись.

Он заколебался, потом примостился на краешек стула напротив меня.

– Почему ты пришел сюда, Джой?

– Мы с Томом братья…

– Том – это тот парнишка? Он снова сглотнул и кивнул.

– Сочувствую тебе, Джой. Всей душой сочувствую, поверь мне.

Лицо у него затвердело, глаза сузились.

– Сочувствием не поможешь, – выдавил он хрипло.

– Это я понимаю. Так зачем же ты пришел? Джой провел кончиком языка по пересохшим губам:

– Вы ведь заплатили Питу двадцать баксов, чтобы он следил за Джошем Джонсом. Верно? Мне стало не по себе.

– Ну?

– Пит велел следить за Джошем мне и Тому. Пит сказал: разузнаем что-нибудь, вы заплатите еще. Пит был честный. Он сказал, что деньги мы разделим на троих.

– Ты знаешь, кто их убил?

– Кто-то из той тройки. Кто – не знаю.

– А что ты знаешь?

Блестя глазами, он наклонился ко мне:

– Знаю, где сейчас прячутся мужчина и женщина. Том пошел сказать об этом Питу, тут-то их обоих и убили.

Меня прошиб пот:

– Джой, ты полицейским ничего не говорил?

– После того как они засадили моего отца, я с полицейскими дела не имею. – Черные глаза мальчика сверкнули.

– А что с твоим отцом?

– Его приговорили к десяти годам. Ему сидеть еще пять лет.

Я стал успокаиваться.

– Так где же эти двое?

Джой долго и пристально смотрел на меня, потом спросил:

– А сколько вы заплатите за то, что я скажу, мистер Андерсен?

Я вынул свой тощий бумажник и незаметно для Джоя проверил его содержимое. Потом вынул бумажку в десять долларов и протянул мальчишке.

Он покачал головой:

– И меня могли убить, как Тома.

– А ты будь поосторожнее, Джой.

– Все равно меня могут убить, – тихо повторил он.

Борясь с самим собой, я вынул еще одну десятидолларовую бумажку:

– Больше не могу, Джой. У самого пусто. Мальчишка поколебался, но потом протянул руку и взял деньги:

– Они в баре “Аламеда”. Я даже рот открыл:

– Не верю!

– Сегодня в пять утра Джонс вывел этих двух из своего дома и отвел их в бар “Аламеда”. Они вошли через черный ход. А Джонс потом вернулся к себе. Сейчас там мой брат Джимбо наблюдает.

– Ах у тебя есть еще один брат?

– Да. Тоже на Пита работал.

– Продолжайте наблюдать за этими людьми. Я вам попозже еще заплачу. Мне надо знать, ходили ли они куда-нибудь. И смотрите, будьте осторожны.

Мальчишка поднялся, сунул деньги в карман брюк, кивнул и пошел к дверям.

– Подожди, Джой. А где тебя найти?

– В Рачьем тупике. Как раз рядом с Крабьим двором. Дом номер два. На верхнем этаже. Там мы с братьями снимаем комнату.

– А с матерью что?

– Покончила с собой, когда отца посадили, – с каменным лицом ответил Джой. – Так что теперь только мы с Джимбо остались.

– Береги себя, Джой, – сказал я.

Я проводил его до двери, потом вернулся в кресло.

И начал думать.

Поффери и его жена прятались на пиратском острове, размышлял я. Нэнси их навещала и привезла на яхте в город. Джош Джонс сперва приютил их у себя, а потом отвел в “Аламеду”. Почему в “Аламеду”? Наверно, через Глорию Корт договорился с Диасом, что тот спрячет их в баре. Конечно, это место куда более безопасное, чем квартира Джоша. А к Глории он пошел потому, что она – бывшая жена Хэмела, видно, он и при ней служил на яхте. Вроде бы пока все понятно, неясно только, почему такая славная молодая женщина, как Нэнси, помогает паре отъявленных террористов. Может быть, они ее чем-нибудь припугнули?

Я нетерпеливо затушил сигарету. Так что же мне-то делать? Я знал, как должен был поступить. Должен позвонить в полицию и сообщить, где укрывается Поффери и его жена. Только что мне от этого будет? Ничего, кроме неприятностей. Лепски начнет допытываться, откуда мне известно, где они. И даже если мне удастся придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, все равно я на этом ничего не заработаю. Вознаградить меня никто и не подумает.

И тут мне пришло в голову, что настало время поговорить с Нэнси Хэмел. Выяснить, не согласится ли она платить мне за молчание.

Я поморщился. Придется соблюдать крайнюю осторожность. Меньше всего мне улыбалось, чтобы меня обвинили в шантаже. Только шантаж ли это?

С тех пор как я служил в агентстве, я повидал всяких шантажистов. Меня для этого и использовали, чтобы сажать их за решетку. И до сего дня я всегда считал, что шантаж – это самое гнусное из всех преступлений.

Но разве я буду шантажировать Нэнси Хэмел? Я хочу только доверительно поговорить с ней. Хочу предупредить, что знаю о том, как она помогает Поффери, и знаю, где он и его жена прячутся. Объясню ей, что заработки у сыщиков незавидные. Улыбнусь при этом самой искренней из своих улыбок. И конечно, если мы придем к какому-нибудь соглашению, я обо всем забуду и все будут счастливы. Так что решать ей.

Ну разве это шантаж?

Деловое соглашение – с этим не спорю. Но никак не шантаж.

Мне довольно легко удается дурачить других, но уж когда я берусь дурачить самого себя, тут мне нет равных.

На следующее утро, часов около десяти, я вошел в кабинет Гленды. Она разбирала почту.

– Привет, трудовая пчелка! – сказал я, опираясь руками на край стола и склоняясь над ней. – Как дышится в такой солнечный денек?

Гленда не подняла глаз от письма:

– Что тебе нужно? Почему ты не при деле?

– Ошибаешься, радость моя. Я как раз о нем и хлопочу. Где эти анонимные письма? Мне они нужны. По-моему, стоит выяснить, на какой бумаге они написаны. Гарри подал мне одну идею.

– Ищи сам. – Она махнула рукой в сторону картотеки и продолжала читать.

– Куча новых дел? – спросил я, найдя оба письма.

И, не дождавшись ответа, спрятал письма в бумажник и убрался.

Спустившись в гараж, я сел в свой “мазер” и поехал в “Загородный клуб”. Здесь я припарковал машину и с “Ньюсуик” в руках уселся в вестибюле ждать.