Значит, тогда он только играл с ней! Захотелось переспать с вдовой… «Успокойся! – приказала она себе. – Ты ведь его почти не знаешь!»

– Есть еще письмо. – Анна, протянула сестре запечатанный свиток. – Почему на нем печать Сеймура?

– Понятия не имею, – ответила Катерина, пряча свиток в рукав.

– Ты не вскроешь?

– Это не важно; наверное, всего лишь счет от ювелира. – Ей казалось, что письмо прожигает дыру в ее платье. – Пойдем, я покажу тебе, что я тут посадила. Вот мандрагора от ушной боли и подагры. Видишь, я все пометила. – Она представила корни мандрагоры в виде маленьких похороненных трупиков, которые тянут щупальца в черную землю. – Говорят, ведьмы варят из них приворотные зелья, – добавила она.

– Неужели можно влюбиться, отведав какого-то зелья? – широко раскрыв глаза, спросила Анна.

– Нет, конечно; приворотные зелья – вздор, – решительно ответила Катерина.

– Дигиталис, – прочла Анна название на другом табличке. – Что это такое?

– Наперстянка. – Катерине стало душно, как будто призрак мужа душил ее. – От болей в печени и селезенке, – отрывисто закончила она.

– Кажется, наперстянку еще называют колокольчиком мертвых?

– Да. – Вопросы сестры все больше раздражали Катерину.

– Почему?

– Потому что, если увеличить дозу, она способна убить, – резко ответила она. – Яд! Анна, все лекарственные травы ядовиты. Видишь… белена. Если жечь ее и вдыхать дым, можно избавиться от зубной боли. – Она почти кричит и не может остановиться. – А болиголов… – она отламывает веточку и машет ею перед лицом Анны, – успокоит буйнопомешанного, если смешать его с буквицей и семенами фенхеля. Но достаточно влить в отвар лишнюю каплю, и он отправит взрослого человека в могилу…

– Кит, что на тебя нашло? – Анна погладила сестру, успокаивая.

– Не знаю, Анна. Не знаю. – Письмо в рукаве как будто жгло кожу. – Я не в себе.

– Ты горюешь… ничего удивительного. И еще король… – Анна не договорила.

Катерина молчала.

Когда Анна наконец ушла, Катерина достала письмо, держа его самыми кончиками пальцев, как будто боялась, что бумага отравлена. Говорят, итальянцы умеют делать такие вещи. Первым ее движением было бросить письмо в огонь и никогда не узнать, что в нем написано, притвориться, что она не встречала Томаса Сеймура и при мысли о нем ее не обдает жаром. Просто безумие… она сама от себя такого не ожидала!

Она провела пальцами по печати, соединенным крыльям Сеймуров, боясь, что под ней – всего лишь вежливая записка, и так же боясь, что там нечто большее.

Катерина сломала воск, и красные осколки разлетелись во все стороны. Затем, часто дыша, развернула бумагу. Неразборчивый почерк, как ей показалось, не сочетался с его внешностью, в которой все гармонично. Да таков ли он, каким она себе его представляет? И если нет, какой он на самом деле? Почему она, которая обычно точно знает, чего хочет, так заворожена, как будто околдована? Она различает слово «любовного», и сердце ее трепещет, как птичка, попавшая в силки.

Катерина глубоко вздохнула и долго стояла не двигаясь. Она слышала, как громко бьется ее сердце, кончики пальцев подрагивали, сосало под ложечкой, подгибались колени. Еще один вздох слетел с ее губ. Катерина не узнавала себя. В коридоре послышались шаги; прежде чем она успела понять, что делает, скомкала письмо и бросила его в огонь. Она наблюдала, как бумага загорается, чернеет, последние клочья подлетают вверх…

* * *

– Что там? – спросила кухарка, когда Джетро с трудом поставил на кухонный стол тяжелый ящик.

– Из дворца, для леди Латимер. Пахнет рыбой, – ответил он.

– Так открой, – сказала Дот, отвлекаясь от своего занятия – она плавила огарки свечей и разливала воск в формы. Когда она повернулась, горячий воск из горшка капнул на пол; на каменной плите тут же застыли белые пятна. Дот шепотом отругала себя за неуклюжесть.

– Дот! – рявкнула кухарка. – Очнись и прибери за собой!

Дот взяла нож и опустилась на корточки. Она отскребала воск ножом, стараясь не слушать, как кухонные работники прохаживаются на ее счет.

– У нее все из рук валится, – прищурившись, заметил тот, кто ощипывал гуся.

Дот показала ему язык. Воск легко отскребался ножом. Она сложила кусочки обратно в горшок, который оставила на полке для торговца свечами.

С ящика сбили крышку; в нем оказались устрицы, упакованные в стружку и лед. От устриц пряно пахло. «Наверное, морем», – подумала Дот. Она никогда не видела моря, но с тех пор, как услышала историю о Тристане и Изольде, которые полюбили друг друга на борту корабля, мысли о море не покидали ее. Стоя на берегу Темзы, она слушала крики чаек и старалась представить, каково это, когда вокруг тебя, куда ни посмотри, одна вода… И все же ей не удалось как следует представить себе эту картину.

– Господи, что же мне с ними делать? – Кухарка всплеснула руками.

– Наверное, хозяйка опять пошлет все в приход Святого Варфоломея, чтобы их раздали бедным, – предположил дворецкий Казинс. – Она дала мне целебные мази, чтобы я туда передал… Там, кажется, свирепствует цинга. Возьмите, сколько успеете приготовить, а остальные устрицы я тоже захвачу для прихожан… Джетро, помоги мне!

– Часть я потушу в пятницу, а остальные можете забрать. – Кухарка вынула из ящика раковины и бросила в таз. Дот взяла одну в руки. Она была шершавая и холодная.