– Я двадцать лет была директором лучшей школы в городе. Кстати, там учились и твои родители, – старая дама вздохнула и сорвала несколько хризантем. – Вообще-то, он не любит хризантемы, – задумчиво произнесла она – Да ничего. Кто его будет спрашивать.

Что-то мне очень в этом букете не понравилось. Хризантемы были белые, пышные, удивительно красивые. Только в букете их было… шесть! Мне стало тоскливо. И это сразу отметила моя суперпроницательная бабушка.

– Ты ничего не знала, – она утвердительно кивнула, вместо меня подтверждая свои слова – Твой отец неделю назад погиб в автомобильной аварии.

Сказано это было таким тоном, будто я в очередной раз не выучила урок, хотя меня предупреждали о последствиях. Очень похоже на директора школы, но совершенно не напоминало скорбящую мать. Интересно, равнодушие по наследству передается?

– О мертвых не говорят плохо. Но твой отец был таким же сыном, как и отцом. До того, как мне сообщили о его смерти, я ничего не слышала о нем более десяти лет. Даже не знала, находится он в городе, или уехал. Я, конечно, буду ухаживать за его могилой, но умер он для меня гораздо раньше, – потом она улыбнулась одними губами и продолжила – Поэтому можешь не стесняться и задать мне вопрос, из-за которого ты здесь.

Проницательность моей новой бабушки начинала действовать мне на нервы.

– Почему вы решили, что меня что-то интересует? – я гордо задрала подбородок, давая понять, что мои интересы – это моя личная собственность.

– Потому что ты не знала о смерти отца, – равнодушно констатировала моя бабушка – Значит, твой визит вызван чем-то другим. Чем, если не секрет?

У меня появилась альтернатива: потешить свою гордость и, ничего не рассказывая, уйти; или удовлетворить свое любопытство и задать вопрос. Впрочем, исход борьбы между гордостью и любопытством был предрешен заранее: я выудила из недр своей сумки конверт и протянула пожилой женщине.

– Я хотела бы узнать, это он написал мне записку?

Бабушка внимательно прочла записку. Потом долго смотрела на фотографию.

– Увы, должна тебя разочаровать. Это не его почерк.

– Может, вы эту фотографию где-нибудь видели?

– Скорее всего, нет. Во всяком случае, ничего подобного я не припоминаю, – она выжидающе посмотрела на меня. – Это все?

У меня было такое чувство, что я за эти несколько минут ей смертельно надоела, и я решила больше ее не разочаровывать.

– Да. Я думала, что ваш сын просто хочет познакомиться со мной.

– Да-да. Возможно, что ты так и думала. А возможно, тебя больше интересует эта фотография. Во всяком случае, тот, кто выслал этот конверт, хорошо знал, чем тебя зацепить. Не удивляйся, что я знаю, о чем ты думаешь. Ты очень похожа на меня, – в ее глазах мелькнуло что-то напоминающее симпатию. Но на этом проявление ее родственных чувств окончилось. Выражение симпатии быстро исчезло с ее лица и более на него не возвращалось. Вместо этого по ее губам пробежала легкая насмешливая улыбка – Только любопытство могло перебороть твою гордость и заставить прийти сюда.

Я молчала, стараясь не выказать свое разочарование: ничего не узнала о фото, а, кроме того, так и не успела познакомиться со своим родителем до его смерти. К тому же мне очень не хотелось идти на кладбище. Наверное, равнодушие, все-таки, наследственная черта.

– Я не зову тебя с собой. Невозможно искренне оплакивать того, кого никогда не знал. А мы с тобой всегда будем чужими. Ты не нуждаешься во мне, а я в тебе.

Я поняла это, как приглашение убираться восвояси, и впервые почувствовала к моей родственнице нечто похожее на благодарность. Пожилая женщина вывела меня на улицу и заперла за нами калитку.

– Прощай.

– До свидания, – и мы разошлись в противоположные стороны. Наше первое и последнее свидание окончилось.

«Моя бабушка оказалась не готовой стать моей бабушкой, а ее сын умер, так и не созрев стать моим отцом. Замечательная семейка» – подумала я, ускоряя шаг.

– Катя! – вдруг услышала я за спиной бабушкин властный голос и резко обернулась. Она стояла на расстоянии около десяти метров, прямая и монументальная, как памятник Родине-матери и смотрела мне вслед.

– Тебе понравился мой дом?

– Да, – на всякий случай ответила я, не пытаясь напомнить ей, что в доме мне так побывать и не пришлось.

– Я завещала его тебе, – буднично сообщила она.

– Почему? – огорошено спросила я.

– У меня больше нет родственников, – бабушка пожала плечами, удивляясь моей тупости, и, больше не оглядываясь, продолжила свой путь.

* * *

«Итак, что мы имеем? Мои новоиспеченные родственники не связаны с этой фотографией» – я задумчиво брела по грязной улочке, стараясь подавить в себе совершенно неожиданное чувство обиды на бабушку. В конце концов, могла бы притвориться, что рада мне. «Может, письмо адресовано не мне, а Эллочке, а мое имя на конверте – для конспирации. Но зачем высылать вторую фотографию?». Логики в поступках неизвестного или неизвестных, связанных с фотографией я найти не могла. И чем больше я думала, тем меньше понимала. Количество вопросов росло в геометрической прогрессии, а количество ответов так и не превысило нулевой отметки. Только где-то глубоко во мне рос охотничий азарт, который уже не позволял мне выйти из игры. Я обязательно узнаю, в чем тут дело! Эту жизнеутверждающую мысль мне перебил звонок по сотовому.

– Привет, Катенок! – раздался бодрый голос Игоря. – Где ты?

– Возвращаюсь домой.

– Есть новости?

– Увы, никаких.

– У меня есть. Я нашел Яну.

– Ту, о которой говорила Элла в кабинете Карпова?

– Угу. Когда ты можешь подойти в район бульвара?

– Примерно через полчаса.

– Жду тебя на углу Адмиральской и Набережной.

Бульвар являлся одним из немногих мест, ради которых можно было приехать в наш город. Он был прекрасен в любое время года, но сейчас по-осеннему пестро раскрашенный – просто неотразим. Со стороны реки ощущался свежий запах воды, а внезапно прояснившееся небо просвечивало сквозь рыжие листья деревьев пронзительной синевой. Мое настроение сразу поднялось до нужной для счастья отметки. Блестя глазами и сияя румянцем, я брела прямо по шуршащим листьям на клумбах и смотрела на бездонное ярко-синее небо. И совершенно напрасно. Нужно было смотреть под ноги, потому что вскоре я споткнулась и упала на какой-то мягкий объемный мешок, валявшийся в листьях. Невольно вскрикнув, я посмотрела на препятствие – усыпанный желтой листвой, бледный и прекрасный, как спящая красавица, на земле лежал Игорь. Глаза его, как положено в сказках, были закрыты.

Что с ним? Я протянула руку и потрогала на его шее место, где, судя по детективным фильмам, обычно ищут пульс. Уверенности в том, что мои манипуляции верны у меня не было. Поэтому, не обнаружив никаких следов биений, я постаралась в отчаяние не впадать, а применила старинный способ определить, жив ли человек. Из моей сумки было извлечено маленькое круглое зеркальце и поднесено к губам спящего красавца. Вместо того, чтобы затуманить зеркальце своим драгоценным дыханием, Горох вдруг застонал, чем сорвал эксперимент.