– тоже хватают круассан. Это слоёное золотистое совершенство. – Потрясающе.

Лукас улыбается и наклоняет голову:

– Я тут подумал, что мог бы стать пекарем, когда вырасту. Уверен, что буду самым быстрым поваром в округе.

Альфред смеётся и кладёт руку на плечо сыну:

– Сначала закончи с домашним обучением, тогда и поговорим о твоей карьере.

Я поворачиваюсь к Миранде:

– Спасибо, что позволили мне остаться у вас на какое-то время. Чем я могу быть полезна?

Тревога струится по моим жилам, но я прилагаю все усилия, чтобы не замечать её. Я никогда ничего не делала по дому, но я не могу рисковать: они не должны узнать, кто я на самом деле. Не сейчас. И если ради этого нужно заняться домашней работой, я готова принести эту жертву. Я только надеюсь, что не испорчу всё окончательно и не выдам себя.

– Можно Эммелина поможет мне сегодня принести воду с реки? – спрашивает Лукас.

Миранда какое-то время раздумывает:

– Да, думаю, на сегодняшнее утро этого достаточно. Ты разбираешься в растениях?

Я качаю головой, не желая открывать набитый рот. Мама всегда мне говорила, что это невежливо, и я не хочу оскорбить Миранду. Хотя, может быть, здесь и не придают этому значения? Я уже не знаю, как правильно себя вести, и это сбивает с толку.

Она пожимает плечами:

– Это не страшно. Мы тебя научим. Бо́льшую часть еды мы выращиваем сами, хотя покупаем зерно и мясо, когда раз в неделю ездим в местную деревню, чтобы продать излишки урожая. Завтра можешь к нам присоединиться. И, возможно, мы даже закажем тебе новое платье, в котором тебе будет удобнее.

Мои щёки пылают. Мне действительно стоило подумать о том, чтобы взять с собой одежду. Боюсь, к самостоятельной жизни я подготовлена ещё хуже, чем предполагала.

– Я бы с радостью поучилась работать в саду, – говорю я. Если мы долго будем в бегах, умение выращивать всякие растения будет только на руку.

Когда тарелки пустеют, Лукас ведёт меня наружу.

Я закрываю глаза и позволяю солнечному свету оседать на моей коже – раньше я никогда об этом не задумывалась. Лукас прав: утреннее солнце чуть более нежное, чем полуденное или дневное. Я всегда была так поглощена своими тенями, что не обращала внимания на свет.

Я расплываюсь в улыбке, и опередивший меня Лукас смеётся:

– Эммелина, что ты делаешь?

Я открываю глаза и тоже смеюсь:

– Я проверяла свет. Ты прав, он мягче.

– Здесь нет ничего удивительного. Я много всего знаю о свете.

Дара фыркает у моих ног:

– Тени всё равно лучше.

Я улыбаюсь, но не смею ответить ей сейчас.

Лукас ведёт меня к сараю за домом. В сарае много странных инструментов, в том числе и вёдра, подвешенные на привязанных к шестам верёвках. Лукас берет одну такую конструкцию и кладёт шест себе на плечи, отчего вёдра свешиваются по бокам. Я морщу лоб:

– Что это?

Он с любопытством разглядывает меня:

– Ты никогда раньше не видела вёдер для воды?

– Не такие. В моём поместье был колодец.

Я прикусываю язык: не стоило называть усадьбу «моей», но, к счастью, Лукас не обратил на это внимания.

– Ну, тут всё просто. Просто поднимаешь шест и кладёшь его себе на плечи. Когда мы наполним вёдра, следи, чтобы они не зацепились по пути за ветки. Иначе придётся возвращаться обратно к реке.

Глаза Лукаса сверкают, и я быстро отвожу взгляд. На его лице написано простодушие и беззаботная радость, как будто солнечный свет исходит из его пор. Я беру одну конструкцию с вёдрами. Управляться с ней легче, чем я ожидала.

– Река вон там. Мама всегда говорит мне быть предельно осторожным, когда мы уходим так далеко от дома. Веди себя как можно тише и не разговаривай с незнакомцами, – он смотрит на меня, тёмные ресницы бросают тень ему на щёки. – Только, боюсь, с тобой я нарушил это правило. Поэтому теперь я думаю, что не все незнакомцы плохие.

Я смеюсь:

– Может, это касается только странных взрослых.

– Точно.

Лес здесь замечательный, и пока мы с Лукасом идём по узенькой тропинке к реке, Дара ныряет, выгибается и играет с местными тенями у нас за спиной. Я слышу её радостные визги, и узел напряжения у меня внутри ослабевает. Мы делаем то, что необходимо, но ведь нет ничего плохого в том, чтобы ещё и немного повеселиться.

Кажется, что свет вокруг Лукаса всё время гнётся и меняется, окружает его руки, освещает ему дорогу, когда требуется. Интересно, он специально это делает – или это свет сам по себе так реагирует на его магию?

Я держу язык за зубами. Я ещё не знаю этих людей. Но надеюсь, что это ненадолго.

Сначала до нас доносится звук бегущей воды; затем, когда деревья расступаются, я вижу между ними бурлящий поток. Свет мерцает в нём поблёскивающими звёздочками.

Когда мы подходим к берегу, Лукас оборачивается ко мне, собираясь что-то сказать, но вдруг недоумённо дёргает головой.

– Эммелина, – тихо говорит он. – Куда пропала твоя тень?

Волна жара проходит по мне от макушки до пяток. Обычно люди не замечают, когда Дара резвится, но, разумеется, к Лукасу это не относится. Он настолько тонко чувствует свет, что не может не видеть, как меняется противоположная стихия.

«Дара!» – мысленно кричу я, хотя не уверена, что она меня слышит. Я забыла, что она играет позади, связанная со мной только тонкой нитью.

– О чём ты? – спрашиваю я, встряхивая подол платья и молясь, чтобы Дара меня услышала.

– Прости, – шепчет она, скользнув ко мне и изо всех сил стараясь сделать вид, что её скрывал мой подол.

Лукас удивлённо смотрит и чешет в затылке.

– Я… мне, наверное, показалось, – говорит он. – В общем, вот как нужно набирать воду.

Я знала, что у нас в поместье есть колодец, но до сегодняшнего дня не утруждала себя мыслями о том, где наши слуги каждый день берут бесчисленные вёдра воды. Лукас показывает, как наполнить оба ведра и не пролить ни капли. Я копирую его движения, но у меня нет такой сноровки.

Лукас наблюдает за мной, и когда я проливаю второе ведро себе на ноги, намочив при этом и платье, заливается смехом. Я поражена: он находит столько радости во всём, даже в самых трудных поручениях. Он сильно отличается от тех нескольких детей, которых я встречала в нашем поместье, и уж точно не имеет ничего общего с Кендрой. Даже Дара по-настоящему радуется, только когда мы играем с тенями.

– Нужно двигаться более