Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вздыхаю, но наклоняюсь снова, чтобы наполнить вёдра. Лукас придерживает меня за локоть, когда я наклоняюсь в другую сторону, чтобы набрать второе ведро. На этот раз у меня получается набрать оба и только чуть-чуть облить ноги. Кажется, вдвоём получается лучше.
– Отлично! Теперь самое трудное – не пролить всё это по пути до дома.
Лукас улыбается, а вот мне не до веселья.
– Боюсь, у меня ничего не получится.
– Просто следуй за мной, ступай, куда я ступаю, и всё будет хорошо.
Ветер играет с моими волосами, швыряет их мне в лицо, пока я изо всех сил пытаюсь удержать вёдра на одном уровне. Но Лукас прав, он знает наилучший путь. Идти по его следам легче, поэтому я сосредотачиваюсь на них.
Дара украдкой приближается ко мне и оборачивается вокруг одного из вёдер. По её телу бегут тёмные морщинки, видимо, это значит, что она недовольна.
– Эти поручения такие скучные. Когда мы снова будем играть?
Я приостанавливаюсь, чтобы Лукас отошёл чуть дальше вперёд, и только тогда осмеливаюсь ответить:
– Пока мы здесь, тебе придётся играть без меня. Сейчас мы не можем рассказать им о тебе. Мы ещё не уверены, что им можно доверять, – шепчу я.
Дара вздыхает и соскальзывает с ведра. Она так легко впадает в скуку. Хотела бы я, чтобы она научилась радоваться простым вещам, как это делает Лукас.
– У тебя всё хорошо? – окликает меня Лукас.
– Да, прости. Камешек попал в ботинок.
Лукас ждёт меня на середине холма, солнце танцует у него в волосах, пока я нагоняю его по следам. Кажется, кое-где я их потеряла. Нужно быть внимательнее.
Быть одной во внешнем мире сложнее, чем я думала.
Я ещё не призналась Лукасу, что я ткачиха теней, но если хочу остаться с его семьёй и не лишиться рассудка, то в конце концов мне придётся это сделать. В ушах звенят слова моей мамы: «Не заставляй нас за тебя краснеть». Из-за моей магии надо мной смеялись и унижали меня. И она стоила мне единственного человеческого друга, которого, как я думала, я нашла в Кендре.
Дара единственная, кто не боится моей магии.
К тому времени, когда мы поднимаемся на вершину холма, я совершенно разбита и у меня болят ноги. А у Лукаса, кажется, нескончаемый запас энергии, будто он живёт на одном солнечном свете.
Лукас подводит меня к бассейну, который стоит рядом с сараем, и мы выливаем туда воду. Я с радостью отдаю ему свои вёдра, и пока он их убирает, я падаю в траву, в тень, и вытягиваю руки. Мои пальцы подёргиваются, сейчас им хочется только одного – лепить что-нибудь забавное из теней на краю леса. Птичку или, может, на этот раз кошку.
Не успеваю я осознать, что делаю, как тени начинают подтягиваться ко мне.
– Эммелина, мама хочет, чтобы мы пропололи сад, – зовёт Лукас.
Я резко возвращаюсь к реальности и отправляю тени обратно на свои места. Я быстро сажусь прямо, сердце стучит у меня в ушах, когда я вглядываюсь в лицо Лукаса. Не похоже, чтобы он заметил что-то необычное. Дара ворчит мне на ухо.
Я встаю на ноги, стряхиваю листья с платья и иду за Лукасом за дом, где разбит сад. Здесь ряд за рядом идут ровные полосы коричневой земли и раскидистых зелёных листьев. Одним растениям для поддержки достаточно палочек, а другим, например помидорам, ветки которых уже ломятся от плодов, необходимо цепляться за решётчатые конструкции – шпалеры.
В лучах послеполуденного солнца каждый листочек отбрасывает тень, из-за чего у меня ноет в груди. Я даже не смогу поиграть с тенями!
– Ты никогда раньше не ухаживала за садом? – спрашивает Лукас.
Я качаю головой. Я понятия не имею, с чего начинать. Ещё одна сторона жизни, которую я воспринимала в поместье как должное.
Он морщит лоб:
– А какие у тебя были обязанности?
– Осторожнее, – предупреждает Дара, её тёмные очертания подрагивают у моих ног.
Я расправляю плечи, надеясь, что ничем не выдала своего волнения:
– Я была горничной. Мы обычно не занимались грязной работой, разве что иногда помогали со стиркой.
– Значит, ничего особенно практического?
– Если только считается умение уложить волосы, – отвечаю я, чувствуя одновременно гордость и отвращение к себе. Как можно ожидать, что они узнают и примут меня, если я не могу быть искренней с ними, даже когда речь заходит о самых простых вещах?! Но сейчас на кону слишком многое.
Лукас смеётся:
– Можешь подойти с этим к маме.
Я холодею и мысленно молюсь, чтобы он не рассказал об этом матери. На самом деле я совсем ничего не знаю о причёсках. Даже мне слуги давным-давно не укладывали волосы. Мне хватало просто расчесаться с утра.
Лукас опускается на землю перед грядкой. Судя по длинным зелёным штукам, свисающим со стеблей, я решаю, что это зелёная фасоль.
– В общем, мама хочет, чтобы мы занялись прополкой. Сорняки – коварные ребята и разрастаются каждую неделю. Важно за этим следить, чтобы полезным растениям было куда расти. Папа продаёт овощи на рынке, а мама готовит всякие штуки из трав, вроде вчерашнего компресса, тоже на продажу.
Я сажусь рядом с ним.
– Видишь вот это растение? – он указывает на то, которое, как я думаю, и есть зелёная фасоль.
– Да.
– Это овощ. Его нужно сохранить. А вот это… – он указывает на растение поменьше, состоящее из двух длинных зелёных листьев, торчащих из земли, – это сорняк. Поэтому выдёргивай вот эти, а не первые.
– С этим я справлюсь.
– Вот и хорошо, потому что мама хочет, чтобы мы сегодня пропололи вот это всё, – он обводит рукой весь огородный участок.
– Как много!
Лукас глубокомысленно кивает:
– Это не самое весёлое занятие, но одной прополки хватает на неделю. Завтра я снова буду упражняться в выпечке.
– Я рада помочь, – говорю я от всего сердца. Они дали мне еду, одежду, кров, не говоря уж о том, что защитили от солдат. Выдернуть несколько сорняков – это наименьшее, что я могу сделать.
Мы приступаем к работе, сначала бок о бок, потом расходимся в противоположных направлениях. Изредка я украдкой бросаю взгляд на Лукаса, восхищаясь его поведением. Он общается со мной на равных, как будто мы самые обычные дети.
Очень грустно осознавать, что никто раньше так со мной не общался.
Солнце жарит, и скоро волосы прилипают к лицу, а руки облепляет земля. Но в этой работе, в том, как ряды растений становятся