К мелким селениям, правда, что летом, что зимой одна дорога — реки. Ну да в мелкие городки Середин заглядывать и не собирался. А Углич — он, как и Новгород, Муром, Ладога, Руса, Суздаль, стоял на русской земле, казалось, вечно. Сказания местные этим городам несколько тысячелетий отводят, а как на самом деле — кто знает? Скорее меньше. А может, и больше. Слышал где-то на постоялом дворе Олег, что, сотворив шесть тысяч лет назад земной мир, именно в Угличе остановился отдохнуть великий Сварог. Потому что в Новгороде с него за отдых пожелали плату стрясти, а в Суздале обокрасть попытались.

Легенду сочинили, скорее всего, угличцы. У них с Суздалем с незапамятных времен тянулась черная вражда, часто переходящая в открытую войну. Именно в походах против Суздаля, сказывали, сложили свои головы два сына Угличского князя Всеволода. А после того, как третьего сына сожрала лихоманка, привязавшаяся к княжичу после охоты близ Улемской вязи, случилось невероятное: бесконечная война внезапно окончилась свадьбой старшего сына князя Суздальского и единственной дочери, последнего ребенка князя Угличского.

Неизвестно, принес ли счастье этот брак молодым людям, но средь простого люда обоих княжеств возникло что-то вроде эйфории. Ведь сын от этого брака становился в будущем наследником обоих столов, княжества сливались в одно — а потому любые войны между княжествами утрачивали всякий смысл. Посему простые смертные уверовали в вечный мир на все времена, начали выкапывать заныканные на черный день кубышки, развязывать кошели и строиться, открывать новые дела, распахивать земли, что раньше считались рискованными; забрасывали схроны и покупали добро, которое трудно утащить или спрятать в тревожный час. Чего бояться? Вечный мир впереди! К этому островку счастья и мчался ныне ведун, надеясь отдохнуть немного после похода, пристроить Урсулу при богатом доме, да и самому улучшить финансовые дела, раз уж появилась такая возможность.

— Не продавай меня, господин… — Олег вздрогнул: девочка словно прочитала его мысли. Хотя, конечно, разговоры его с холопом она слышала и, куда они скачут, догадывалась, — Не продавай, я буду ласковой и верной.

— Тебе чего, малышка, вяленое мясо с сухарями не надоело?

— Лучше вяленое мясо, чем кулаки и холод, господин. С тобой не страшно. Я не боюсь тебя, господин. Я хочу и дальше жить без страха.

— Ты и будешь жить без страха. В дом терпимости не отдам, не волнуйся. Хорошего хозяина выберу. С палатами каменными, одеждами шелковыми, и чтобы дом был полная чаша. Станешь как сыр в масле кататься. Спать на перинах, сидеть на соболях и орехи торкские, как отраву, вспоминать. Ты ведь, небось, с непривычки уже давно попочку свою о седло отбила?

— В шелках я уже жила, господин. В шелках и страхе. Танец неверно исполнишь — вниз головой на весь вечер вешали. Плохо мужчину приласкаешь — ноги на ночь в колодки забивали с подогнутыми пальцами.

— Мужчин ласкала? — не поверил своим ушам Олег.

— Конечно, господин. Меня много учили, как лучше всего доставить будущим хозяевам удовольствие. Не позволяли только девичество потерять. Я умею быть очень ласковой, господин. Ты не пожалеешь, коли оставишь меня при себе.

— Чур меня, — тряхнул головой ведун. — Ты только не хвастайся этим никому. А коли ласковой быть умеешь, так тебя любой хозяин на руках носить станет и баловать, как захочешь.

— Хозяева свое требуют, а не просят, господин. Лишь ты ничего не желаешь. Заботишься и не наказываешь.

— Ну что поделать, — пожал плечами Середин. — Диковат я для этого мира. Но ты напрасно думаешь, что я единственный хороший мужчина в этом мире. Тебе просто не везло. Будут и другие.

— Зачем мне другие, коли боги послали тебя? — удивилась Урсула. — Оставь меня, господин. И я сделаю так, что ты не пожалеешь об этом ни единую ночь.

— Не смущай меня, девочка, — покачал головой Олег. — Ты действительно хороша и нравишься мне. Но моя жизнь не для меня. О тебе же забочусь, малышка!

— Ты говорил, на русской земле каждый сам выбирает свою судьбу, господин.

— Тебе не повезло, — отрезал Олег. — За тебя буду думать я.

Разговор оборвался, и только топот копыт по сбитому в лед дорожному полотну разрывал вечернюю тишину. За ночлег ведун особо не волновался и оказался прав: через несколько верст впереди показался частокол на невысоком валу, под пустой смотровой площадкой вмерзли в сугроб широко распахнутые ворота.

— Видать, совсем народ расслабился от мирной жизни, — пробормотал себе под нос ведун и покрутил правой кистью. Рука больше не болела. Для нее война тоже осталась далеко позади. — Что же, тогда и нам спокойнее.

Ограды в четыре жерди поджали тракт до ширины в четыре сажени — только-только двум телегам разъехаться, матовые квадратики затянутых бычьим пузырем окон уже светились желтизной. Видать, экономить лампадное масло, а то и свечи, крестьяне не привыкли. Откуда-то неподалеку слышались звонкие частушки под нечто тренькающее, как балалайка. И правда, что землепашцу еще зимой делать, кроме как песни петь? Скоро снег стает — не до песен будет. Семь потов сойдет, пока к новой зиме хлебом, тушенкой да соленьями запасешься.

Нагнав какого-то туземца в длинном овчинном тулупе, ведун придержал коня и громко окликнул:

— Доброго тебе вечера, мил человек! Не подскажешь, постоялые дворы у вас в селении есть?

— У нас на Мыске токмо два срублено. — Человек обернулся и оказался голубоглазой девицей, завернувшейся в тулуп поверх ярко вышитого сатинового сарафана, ворот которого проглядывал на груди. — Как до россоха доедешь, то по правую руку Епифаневский будет, а по левую — Болотыгинский.

— А какой лучше?

— Коли меда выпить желаешь, то направо поворачивай, мил человек. Коли попариться хорошенько, то налево. Болотник о прошлом годе новую баню поставил. Ну а коли жена ладная да красивая нужна, то за мной поезжай, не ошибешься.

— Жена — это здорово, — усмехнулся ведун. — Да только отмыться сперва не мешает.

— Ой, не ошибись, добрый молодец, — кокетливо склонила голову девица. — Хорошая жена и попарить умеет, и медком отпоить, и спинку потереть.

— Жену бери, — заворочавшись в темном халате, неожиданно хриплым голосом посоветовала Урсула и, втянув голову, стрельнула из-под шапки одним глазом. — Котлы в яме пустые, сало в лампах кончилось.

— Мама!!! — взвизгнула девица и задала стрекача вдоль изгороди.

Урсула довольно захихикала.

— Зачем ты это сделала? — сердито оглянулся Олег. — Даже поговорить не дала.

— Ты ведь предупреждал, господин, — сдвинула на затылок треух сияющая невольница. — В твоей жизни спутницы не нужны.

— Моя жизнь — не твоя забота, — попытался придать строгость голосу ведун. — И вообще, не забывай, кто тут хозяин! Вот, навязалась на мою голову.

— Разреши мне искупить свою вину, господин, — вкрадчиво предложила пленница. — Сегодня же ночью.