Проснувшись, Ана долго лежала в постели. Радио работало – и молчало. За окном давно рассвело. Шприц уже был заправлен ампулой с новым препаратом.

Ана взяла шприц. Села за стол. Выключила радио, которое всё равно передавало тишину. Потом спокойно и медленно, как учил её Нив, сделала себе укол.

Укол подействовал неожиданно быстро.

Тело налилось тяжестью. Мутило, как после скверной выпивки. Часы на стене неумолимо показывали приближение полудня, но Ана решила, что вполне ещё может немного поспать – или хотя бы полежать в постели, разглядывая солнечные блики на потолке. Нет нужды торопиться.

Она попыталась встать со стула – и не смогла.

Лёгкие вдруг стало распирать от боли, голова потяжелела. Ана забыла сделать вдох.

Она испугалась.

Нужно продолжать дышать, просто дышать.

Продолжайте дышать.

Ана как-то невольно ухватилась за край стола, точно боялась, что вся комната вот-вот перевернётся, и медленно вздохнула.

У неё закружилась голова.

Руки вспотели от волнения, сердцебиение участилось, но размеренное глубокое дыхание действительно помогало. Спёртый воздух в нагретой солнцем комнате показался свежим и прохладным, как в просторном плеве агада-лая. Ана дышала свободно и легко – даже когда вышла на улицу и надела маску.

Северная линия ещё была закрыта, и улица, отключённая от живой транспортной сети, выглядела заброшенной и пустой – оцепеневшей, как и Ана после укола. Всё вокруг двигалось неправдоподобно медленно, как если бы новый препарат искажал само течение времени. Полицейские на улице были похожи на окоченевших кукол – безвольные, обездвиженные. Громоздкий бадван над головой затмевал солнце, и всё мертвенно застывало в его неровной тени. Ане было сложно заставить себя сделать шаг – и не из-за того, что болели ноги, или расходился приступ удушья, а из-за какого-то упругого сопротивления окружающего пространства.

Чёрный полицейский виман, зависший над улицей на уровне бадвана, между сверкающими на солнце путями и цветной стеной жилого дома, медленно покачивался в кипящем воздухе. Его корма плавно поднималась и опускалась, как будто виман неподвижно плыл по невидимым волнам.

Улицы уходили в пустоту, небо было засвечено, как на фотографии. Толпа на площади сонно двигалась к винтовым лестницам. Ану никто не толкал. Все расступались перед ней.

Лишь подъезжая к видая-лая, Ана стала постепенно приходить в себя. Поезд нёс её к последней остановке. В вагоне звучала музыка, заглушая голоса людей.

Передача должна была начаться в полдень, сразу после третьего урока, и Ана опять опоздала. Сад, с которым она столкнулась на втором этаже, возмущенно потряс руками, процедил сквозь зубы «драапа!» и потащил её за руку с таким видом, словно она едва не сорвала торжественное собрание.

Все и правда уже собрались.

В гаандхарва-заале от яркого света болели глаза. Ана не заходила сюда уже несколько лет. Зал когда-то закрыли на плановое обновление, на которое не выделили достаточно средств, и в итоге большинство теперешних учеников даже и не подозревало, что в видая-лая есть гаандхарва-заала. Впрочем, сейчас это больше походило на склад, пропитанный пылью. Краска на потолке выцвела и облупилась, стены заставили тяжёлыми на вид ящиками из тёмной морёной фанеры и старой мебелью, сломанной и давно списанной. Даже пол под ногами скрипел и прогибался.

Скамеек в гаандхарва-заале тоже не оказалось. Сад, впрочем, предупреждал, что на собрании всем придётся стоять, драапа, как на молитве. Однако электрика работала, и лампы на потолке выжигали глаза. Сад лично руководил восстановлением заалы и очень гордился тем, что им удалось починить приёмное устройство и древний, вышедший из строя усилитель, подключенный к десяткам вещателей у потолка.

Ана попыталась вспомнить, какие мероприятия устраивали здесь раньше – и не смогла. Зал завершался сценой, часть которой несоразмерно затягивал плотный занавес из грубой ткани – как перед началом непонятного представления.

Всё это огромное, занимающее треть этажа помещение, заполняли дети. Ученики, правда, вели себя на удивление тихо – казалось даже, что они чем-то напуганы. На стенах висели яркие таблички с изображением указательного пальца, поднятого к напомаженным женским губам. Вокруг шелестел взволнованный детский шёпот.

Несмотря на дюжину работающих дхаавов, в заале быстро сгущалась духота. Ана подумала, что вряд ли сможет дотянуть до конца эфира.

Невысокий сутулый мужчина – из новых учителей – нервно покашливал, прикрывая рот кулаком. Слышался обеспокоенный голос Канти, которая говорила с кем-то на гали. Шуршала одежда – что-то было потеряно и срочно искалось по карманам. В воздухе витала пыль.

Сад измождённо вздохнул и потёр красный лоб. Он всё ещё держал Ану за рукав.

– Я и не вспомню, когда мы собирались вот так последний раз! – улыбнулась Ана. – Столько детей в одном месте!

Они протискивались вглубь заалы и столкнулись с учениками, которые предательски отступали к выходу. Сад раздражённо схватил одного из беглецов за плечо и что-то прокричал.

Люди в гаандхарва-заале постоянно менялись местами, некоторые придвигались поближе к сцене, другие же, напротив, жались к стенам, где висели таблички, призывающие к тишине.

Сад наконец оставил в покое незадачливого мальчишку и снова потащил Ану сквозь толчею. Ана высматривала в толпе своих учеников, но не видела ни одного знакомого лица.

Над головами неожиданно расплескалась звонкая мелодия.

– Скоро начнётся! – прошептал Сад.

Ана заметила Илу – та мелькнула вдали от сцены и вновь утонула в толпе. На секунду Ана замешкалась, и Сад настойчиво потянул её за собой.

– Пойдём, уже скоро! Ты должна это увидеть! Мы полностью его восстановили!

Свет мигнул и разгорелся вновь, но уже не так ярко, как раньше. Ана вздрогнула, решив, что сейчас во всём здании отрубится ток. Сад тоже задёргался. Шум в гаандхарва-заале нарастал волной.

Многие уже не стеснялись говорить в полный голос. Музыка ускорилась и напоминала теперь гудки в хагате, извещающие об отбытии поездов.

Ана и Сад стояли совсем близко к сцене, всё ещё таинственно скрытой от глаз, хотя занавес уже покачивался, вздрагивая от нетерпения. Они столкнулись с Вайсом, и Сад по привычке принялся с ним о чём-то пререкаться, как вдруг замолчал.

Пыльная штора поднималась.

Стоявшие в первых рядах – в основном, взрослые – задержали дыхание от волнения. Остальные ещё не понимали, что происходит. Музыка заливалась над головой.

На сцене высилось угловатое устройство, от которого тянулось за кулисы множество проводов.

Тень от занавеса спадала. Аппарат ещё не работал.

– Неужели это… – проговорила Ана.