Дон Хуан скептически прищурил глаз.

– Вы же зрелый человек, граф, – он встал из резного кресла и сделал несколько шагов навстречу. Рукоять кинжала стукнула о кирасу, не сброшенную даже в охраняемой резиденции, так, видимо, сильна была «уверенность» испанца в партнёрах по мирному договору. Пышный воротник – грангола – делал этот элемент амуниции слегка несерьёзным с виду. – Неужели вы думаете, что религиозные разногласия столь важны?

– Отчасти. Конечно, де Гиз выступает ревностным католиком, желая заполучить парижский трон именно под знаменем римской веры, а принц Конде воюет против католического короля, не считая возможным простить Генриху роман с женой принца Марией. Поэтому Конде – не просто гугенот, он очень обиженный на католическую власть гугенот.

– И у вас равновесие. Никто из трёх Генрихов – де Гиз, Валуа и Наварра – не решится обратиться к Филиппу II за помощью, потому что все боятся моего короля больше соперников.

Он снисходительно улыбнулся. В подражание ему улыбка заиграла на лице бледного малого, скукожившегося за конторкой в углу, вероятно – секретаря наместника.

Высокий и круглолицый, дон Хуан, наверно, в молодости был душкой, пока не зачерствел в сражениях на суше и на море, а внутри ожесточился от бесплодных попыток занять место, достойное законного сына короля, бастарду недоступное.

– Но вы – не король Испании, сеньор штатгальтер. И договариваться с вами можно, не опасаясь столь серьёзных последствий, как если бы мы вели дела с Мадридом.

Я всё опасался вопроса в лоб: что же ты конкретно предлагаешь от имени гугенотов и что просишь взамен. На такой вопрос у меня ответа не было. К счастью, дон Хуан не спешил.

В его обширном кабинете с панорамой на Сену просматривались следы былой роскоши. Здесь убирались, наверно, несколько чаще, чем в остальных частях дворца. Главным украшением служил большой шахматный стол с причудливой резьбой и высокими фигурами в мавританском стиле.

Штатгальтер подошёл к доске и передвинул фигуру, продолжая партию. Вероятно – с самим собой.

– Вы играете в шахматы?

– Не регулярно, сеньор Хуан. Чаще приходится брать в руки шпагу, нежели пешки и фигуры.

Он повелительно махнул, призывая присоединиться, и начал расставлять мавританских слонов, офицеров с пиками и прочих костяных солдат в исходное положение. Каждая фигура и даже пешки-латники выглядели настоящими произведениями искусства. Надо или очень любить шахматы, или очень желать пустить пыль в глаза, чтобы раскошеливаться на такое сокровище.

Мне, заявившему о слабости, испанец позволил начать белыми.

Я предложил открытое начало, двинув пешку на е4. И он начал с королевской пешки.

– О шахматах говорят, что в игре присутствует стратегия, свойственная настоящим битвам. Я убеждён, что это – чушь. Ну кто бы выбросил пехоту вперёд, не обстреляв врага из пушек, не отправив на подмогу кавалерию?

– Спасибо за подсказку, сеньор штатгальтер, – я вывел королевского коня на f3, начав фланговую кавалерийскую атаку. – Больше усматривается сходство с политикой. Особенно гамбиты. Постоянно чем-то жертвуешь ради большего.

Пешка на d6 защитила королевскую пешку. Если не изменяет память, дон Хуан выбрал защиту Филидора. Впрочем, так этот дебют в XVI веке ещё не назывался. Меня в большей степени впечатлила осторожность штатгальтера. Перекрыв дорогу королевскому слону, он обрёк себя на безопасное, но слишком уж медленное развитие фигур. Таков и его характер как политического деятеля?

Играли мы не торопясь. Конечно, я обладал куда меньшим опытом. Но в период обучения шахматам, что входит в интеллектуальный минимум будущего «атташе по культуре» под дипломатическим прикрытием, я немного познал опыт последующих веков. Сумел бы разыграть бы и Испанскую партию, несколько более авантюрную, с гамбитом Яниша. Но раз Филидор, так тому и быть, статистически это начало давало перевес белым.

– Вы агрессивны, граф. Это черта всех католиков, переметнувшихся к протестантам?

Я выиграл, наконец, качество.

– Это черта всех, кто не желает терять времени на долгие подготовительные маневры.

Штатгальтер проводил взглядом слона, отправившегося на отдых за пределы доски, и мои пешки, взламывающие центр его позиции при поддержке коней. Наверно, нужно сбавить пыл. Мат где-то на тридцать пятом ходу не прибавит мне шансов о чём-то договориться.

– Два хода назад вы пропустили блестящую комбинацию. Жертва ладьи разрушала бы весь мой королевский фланг.

Знаю. Задача выиграть – не самая актуальная на сегодня.

– Возможно. Мастер гамбитов – вы, сеньор Хуан. Пожертвовать присутствием испанской армии ради шатких договорённостей с протестантами – это весьма рискованный ход.

– Уже и об этом все знают! Здесь я стеснён манерами, на палубе корабля воскликнул бы… – он воскликнул от души, русский мат – не единственная нецензурная брань на планете. – Кто вам сказал?

– Слышал от солдат дворцовой стражи; они судачили – выплатят ли им жалованье до отправки в Испанию.

– Да. Только и думают о деньгах. Деньги, деньги… Знаете, де Бюсси, сколько дезертировало и шляется по дорогам, нападая на путников? Вам не встретились?

– Только крестьяне.

– И они тоже. Вы не представляете, в каком расстройстве находятся наши дела. Я уволил почти всех дворцовых лакеев, здесь сплошной хлев, солдаты живут впроголодь. На мои отчаянные письма в Мадрид король отвечает: живи с местных доходов. Но как? В южных провинциях торговля остановилась из-за разбойного сброда. Видели вы мануфактуры в Нижнем городе? Половина закрылась! Некому и некуда отвозить товар. Армия вот-вот разбежится. Я только и могу выторговать уступки у кальвинистов, обещая вывести войска. Если солдаты бросят службу, у меня не останется и этого аргумента. Поэтому спешу им воспользоваться как можно скорее. Шах!

Я закрыл короля пешкой, двинув её вперёд с нападением на слона, которым дон Хуан и объявлял шах. Мой противник проглядел этот ход. Миттельшпиль складывался не в его пользу.

– Убрав войска, вы останетесь без защиты. Гарантии герцога Оранского – не самые надёжные в этом мире.

– У меня других нет. Король не хочет платить войскам. А взбунтовавшиеся солдаты – это хуже отсутствия армии.

То есть он имеет шанс сохранить кресло штатгальтера, прислуживая протестантам и изображая верность Филиппу… Очень, очень шаткое положение.

– Какой же смысл у предводителей кальвинистов терпеть вас в Брюсселе без поддержки армии?

– Я послужу символом королевской власти, гарантией, что испанцы более не введут в Провинции войска. Со временем наберу политический вес. Сам буду диктовать условия.

То есть вынужденное отступление от приказов короля навести порядок в Нидерландах твёрдой рукой сменится совсем уж независимой политикой. То есть откровенным предательством, и штатгальтер даже не скрывает намерений. Используя упущенные мной возможности, он начал наступление на шахматной доске с намерением провести пешку и потерял её.