Федор Степанович прошел в комнату, взглянул на крепко спящего священнослужителя и, тяжело вздохнув, вышел на улицу.

Через полчаса он уже подъезжал назад к кладбищу, где его ожидала траурная процессия. Первым навстречу вышел Полиевкт Петрович.

— Ну что, привез? — с ходу спросил он.

— Нет, к сожалению, он заболел, — соврал Федор Степанович, — придется как-то без него хоронить.

Полиевкт Петрович быстро распорядился, чтобы все двигались к могиле и начинали захоронение без священнослужителя. А когда гроб опустили медленно вниз, сам Полиевкт Петрович сказал прощальную речь, от которой жена покойного принялась громко причитать:

— На кого же ты меня оставил? — выкрикивала она. — Как же я жить теперь буду? Да где же я теперь другого кормильца возьму? Возьми меня с собой, Власеночек мой!..

Изольда Лукьяновна потянула руки вниз к гробу, но, не удержавшись, поскользнулась на мокрой земле и свалилась в могилу. Увидев, где находится, она в ужасе завопила и начала по комьям грязи выкарабкиваться наверх. Когда же она выползла, вид у нее был далеко не привлекательный. Лицо, руки, одежда были сильно перепачканы грязью.

Чтобы как-то загладить этот инцидент, вперед вышел Грач и решил произнести последнее слово.

— Ничто так сильно не заставляет нас страдать, — начал он, — как смерть близких людей. Только в такие минуты все драгоценности мира оборачиваются ни во что по сравнению с единственной настоящей ценностью — самой жизнью. Последние слова покойного всегда обретают магическую силу, а обещания, данные у гроба, превращаются в клятву. Поэтому хочу сказать, что дело Власа Власовича не должно лечь с ним в могилу, и я даю клятвенное обещание не только покойному, но и всем присутствующим, последний проект — строительство фонтана в парке — довести до конца, присудив ему имя покойного, как автору сооружения.

Закончив свою речь, Семен Семенович поднял горсть земли и кинул ее в могилу, как того требует церемония прощания. Когда же он повернулся, чтобы отойти на кладбищенскую дорогу, уступая место для последнего слова остальным, то заметил невдалеке незнакомца, наблюдавшего за похоронами из-за мощного ствола дуба. Перехватив взгляд Грача, незнакомец вышел из укрытия и, отвернувшись, стал удаляться прочь. Семену Семеновичу опять показалось, что он видел что-то знакомое в одежде, походке этого мужчины, хотя лица не узнал. А вскоре он вспомнил, что недавно уже видел его в парке у палаток с газированной водой. В тот раз, как и сейчас, незнакомец быстро исчез, не дав Грачу подойти ближе.

Заинтригованный поведением этого человека, Семен Семенович поспешил следом, но догнать так и не смог — при выходе с территории кладбища тот словно растворился, едва достигнув ворот.

Погода испортилась не на шутку: дожди, казалось, промыли землю на много метров вглубь, оставив на поверхности огромные лужи и скуку в душе. Такая погода частенько навевает мрачные мысли, вселяя неуверенность и разочарование прожитой жизнью. Мысли начинают анализировать поступки, не только собственные, но и окружающих людей. Порой сказанный комплимент воспринимается как оскорбление.

Именно в такую погоду Семен Семенович решил покинуть стены своей квартиры и побродить под дождем. Занятие это, конечно, не из приятных, но это лучше, чем сидеть одному дома и поедать себя невеселыми мыслями. Несколько раз Грач принимался звонить Нелли, надеясь в ее присутствии развеять тоску, но та к телефону не подходила, где-то гуляя с подругами.

Выйдя из подъезда, Грач распахнул большой черный зонт и, устроившись под ним, не спеша пробрел по улице вдоль витрин магазинов, промокших домов и раскачивающихся от ветра деревьев. Глаза его безразлично скользили по вывескам, витражам, спешащим укрыться от непогоды прохожим.

Со дня похорон Плешивцева прошло уже трое суток, но перед глазами Грача вновь и вновь всплывали мрачные картинки траурной церемонии, не утратившие с течением времени глубины горечи и сострадания. Десятки вопросов по поводу смерти молодого сильного мужчины до сих пор оставались без ответа. Казалось, некий ореол тайны плотной пеленой окутал всю эту историю.

А всякая подробность, раскрывавшаяся в этом деле вместо проблесков истины, оборачивалась новой загадкой.

Мимо проносились частники на легковушках, в их шумный поток примешивались грузовые машины, а иногда мелькали автобусы, наполненные людьми. Весь этот автомобильный коктейль постоянно двигался, смешивался, выплескивая на тротуары поток брызг, вылетающих из-под колес заехавших в лужи машин. В эти секунды прохожие с криками отскакивали от дороги подальше от края тротуара. Ротозеев же накрывала волна грязи и воды, оставляя отметину непогоды.

«Странно, — размышлял Грач, наблюдая за дорогой. — От какого потока не успел отскочить Плешивцев, получив более страшную отметину, чем грязь на одежде, — отметину смертью? В какой водоворот втянула его судьба?»

На перекрестке Семен Семенович, решив сменить маршрут, резко повернул вправо и чуть не сбил идущего навстречу мужчину, по-видимому, тоже ушедшего в свои размышления.

— Ради всего святого, простите, — начал извиняться он, выглядывая из-под зонта. Но, заглянув в лицо незнакомца, рассмеялся: — Вот так встреча! Вадим, дружище! Кто бы знал, что вот так в ненастье, после стольких лет разлуки встретимся!

— Неужели это ты, Семен? Я тоже рад, — немного холодновато ответил тот.

— Сколько прошло времени с тех пор? Почти пятнадцать лет назад я последний раз слышал твой голос, да и то по телефону. Ты тогда так внезапно исчез… Что-то важное произошло в твоей жизни, заставившее забыть старого друга?

Вадим Михайлович взглянул в открытое, чистое лицо Семена и на короткое мгновение перенесся в далекое прошлое. Мимолетным потоком пронеслись счастливые времена их дружбы, вызывая легкую улыбку на устах и счастливую вспышку в глазах. Воспоминания пронеслись молниеносно, и вот уже вспышка потухла, взгляд стал холодным, а улыбка, застывшая на губах, походила на гримасу.

— Да нет, Семен, просто работа отобрала все свободное время, — наконец ответил Вадим Михайлович и, собираясь идти дальше, добавил: — Но ты извини меня, из-за этого дождя я продрог и промок, наверное.

— Вижу, вижу, — не дав договорить старому приятелю, отозвался Грач. — Это мы легко уладим. За углом есть небольшое кафе внутри выставочного зала. Там всегда тихо, уютно, да и народа почти не бывает. Там мы согреемся, поговорим, да и перекусим. Отказов я не приму.

Семен Семенович взял под локоть старого приятеля и повел его к входу в выставочный зал, находящийся в бывшем доме-усадьбе купца и романтика Фалеева.

В двухэтажном доме Фалеева когда-то располагалось кожевенно-меховое заведение, ныне же здесь квартировала выставка картин западноевропейской живописи. Первое, что встречал взгляд при входе в зал нижнего этажа, — была работа голландского художника Хоббема «Пейзаж с мельницей» с изображенными на ней ветхой лачугой, мельницей и дорогой, убегающей в неизвестность.