Однако благодаря Фредерику Дюма и Жаку Кусто, вернувшимся на место кораблекрушения в 1976 г., мы можем кое-что узнать о последних днях антикитерского корабля. К этому времени книги и фильмы о чудесах моря принесли Кусто всемирную славу. И вот он и Дюма вновь бороздили на своем «Калипсо» Средиземное море. С согласия греческих властей они намеревались обследовать несколько затонувших античных кораблей, а Кусто хотел снять фильм об Антикитере. Оба француза еще с прошлого погружения в эти воды были убеждены, что обломки корабля по-прежнему хранят сокровища, которые можно поднять.

«Калипсо» встал прямо над местом гибели судна. Два якоря спустили со стороны моря, а три тяжелых нейлоновых троса закрепили в береговых скалах, рассчитывая, что они удержат судно на месте и не позволят ему разбиться о скалы в случае внезапного шквала. Многое изменилось со времен, когда Контос и его люди рисковали жизнями. У команды Кусто были новейшие акваланги, черно-желтые гидрокостюмы и удобные баллоны с воздухом, не говоря уже об облегчавшем работу землесосном оборудовании для раскопок и мощных прожекторах. Но, как и прежде, они должны были быть осторожны, чтобы избежать кессонной болезни. Каждый аквалангист мог погружаться не больше двух раз в день и проводить на дне не больше 20 минут. За это удовольствие они расплачивались скучной получасовой остановкой для декомпрессии, болтаясь под килем «Калипсо» на глубине 3 м.

Сам Кусто почти не участвовал в поисках под водой. В фильме мы видим его гордо выныривающим из воды, но служащие Афинского музея сейчас с усмешкой вспоминают, что он на самом деле не погружался, а «только вертелся перед камерами». Возможно, так и было, поскольку и Кусто, и Дюма тогда было уже за 60. Из них двоих Дюма всегда был более романтичным, замечал, как рассеивается в воде солнечный свет, и заводил дружбу с осьминогами, поселившимися в затонувших амфорах. Кусто же куда больше интересовала публичная сторона дела, в которой он достиг больших высот. Все свои фильмы, включая фильм об Антикитере, он называл «рекламными». Что именно он рекламировал – море, затонувшие корабли или себя, – осталось неясным. Хотя это не так уж и важно.

После скрупулезной фотосъемки и картирования каждого квадратного метра места кораблекрушения команда аквалангистов приступила к последовательным раскопкам. Это был куда более научный подход, чем у первой экспедиции по подъему груза в 1900 г. Прежде чем положить каждую находку в корзину или привязать к ней трос, чтобы вытащить на поверхность, аквалангисты отмечали ее точное положение. Однако от некоторых приемов их работы у современных археологов дыхание бы перехватило. Главным орудием группы стал усовершенствованный вариант землесоса, впервые использованного Дюма в 1953 г. Подобно гигантскому пылесосу, он поглощал все, что попадалось ему на пути – воду, ил, предметы, – и выбрасывал это на поверхность, где все попадало в сетчатую корзину, подвешенную у борта корабля. Нередко матросы на палубе просеивали содержимое корзины в поисках ценных фрагментов – часто расколотых на еще более мелкие кусочки, чем те, что засасывало со дна. Все же тогда методы археологов были еще далеки от совершенства.

Дело продвигалось медленно, и команда не обнаружила ни одной из больших статуй, которые надеялась найти – возможно, собиратели губок действительно забрали их все или они лежали глубже тех слоев, с которыми мог справиться землесос. Не исключено также было, что формирующиеся морские отложения уже полностью поглотили их. Кроме того, аквалангисты хотели найти недостающие части Антикитерского механизма, но и в этом не преуспели. И все же раскопки увенчались находкой серии заметных предметов, в том числе еще одной масляной лампы, мраморного пальца, а также несколько более серьезно поврежденных ладони и ступни. Затем был найден изысканно украшенный золотой шлем, в который когда-то был вделан драгоценный камень, несколько огромных бронзовых корабельных гвоздей и великолепный спартанского стиля гребень от бронзового шлема. Но особенно порадовали Кусто две бронзовые статуэтки на вращающихся основаниях. Одна изображала кулачного бойца с выброшенной вперед мощной правой рукой, другая – несколько женоподобного юношу с чуть приподнятыми руками, соблазнительно покачивающего бедрами. И тут появилась леденящая кровь находка. Человеческий череп.

Человеческие останки находят в затонувших кораблях довольно редко – моряки борются за жизнь и стараются выплыть до последнего, поэтому тела их уносит течением, а потом их съедают морские твари или же их выбрасывает на берег далеко от места кораблекрушения. Этот несчастный, вероятно, застрял внутри корабля – возможно, это был заснувший моряк, перебравший косского вина, или пленный пират, запертый в трюме.

Все найденные фрагменты и предметы отправили в Афинский музей и засняли в фильме Кусто, но, как и улов собирателей губок, они так и не были правильно каталогизированы, не выставлялись и никогда не были представлены в научных публикациях.

Было лишь одно исключение. Бесформенный кусок серебристого металла, такой небольшой, что легко умещался в ладони, поначалу озадачил ученых. Но он оказался самой значительной находкой экспедиции: стопка монет, «сросшихся» друг с другом под воздействием морской воды в форме давно распавшегося первоначального вместилища.

Монеты – мечта археологов, когда дело доходит до датировок, поскольку на них есть отметки, позволяющие определить, кто их чеканил, а в обращении они находятся не слишком долго. Своронос летал бы на крыльях от такой находки. Когда монеты очистили и разделили, оказалось, что они из Пергама, каждая достоинством 4 драхмы. На одной с изображением ивовой корзины со священными змеями были инициалы магистрата, служившего в городе с 85 по 76 г. до н. э.

Вместе с серебряными были и бронзовые монеты в очень плохом состоянии, но две из них удалось определить – они происходили из Эфеса – города, расположенного примерно в 160 км южнее Пергама. С лицевой стороны каждой монеты смотрела Артемида, богиня охоты, с луком и колчаном за плечом, а на оборотной был отчеканен коленопреклоненный олень и надпись Demetrios – возможно, имя чеканившего ее магистрата. Они были чуть «младше» серебряных: 70–60 гг. до н. э.

Эти монеты указывали на происхождение корабля еще точнее, чем определила Грейс по ручкам амфор. Он затонул где-то между 70 и 60 гг. до н. э. и, вероятно, вышел из Пергама, расположенного на побережье Малой Азии, где и было отчеканено большинство найденных монет.

А для корабля, перевозившего трофеи Суллы, это поздновато – проведя жизнь в яростных битвах и столь же яростных пиршествах, тот умер от печеночной недостаточности в 78 г. до н. э. Но к тому времени новый молодой полководец разорял восточные греческие города и сражался с вечным Митридатом, которому по-прежнему удавалось доводить римлян до умопомешательства. Звали восходящую звезду Помпей Великий. Он направился в Малую Азию и в 65 г. до н. э. наконец разбил войско Митридата, хотя даже ему не удалось убить самого царя. Бежавший Митридат пытался отравиться. Но из-за того, что он, опасаясь отравления, многие годы принимал малые дозы яда, чтобы приобрести устойчивость к нему, ему, по слухам, пришлось в конце концов попросить слугу добить его мечом.

Помпей долго тягался с Суллой, и если в чем и сумел его превзойти, так это в жадности и отчаянном стремлении вернуться домой со славой. Имевший мальчишеские черты лица и непокорные вьющиеся волосы, он, по словам его соратников, походил на Александра Македонского, хотя Сулла называл его «Великим» исключительно с сарказмом. У Помпея был талант полководца – он успешно воевал и на суше, и на море (в 67 г. до н. э. ему понадобилось всего три месяца, чтобы очистить Средиземное море от пиратов), а также эффективно управлял завоеванными провинциями, обеспечивая постоянный приток в Рим товаров и сокровищ. Разбив Митридата, Помпей убийствами и грабежами отметил свой путь через Понт, Сирию, Палестину и Иерусалим и превратил их в римские провинции.