Когда появились коргарды, Доминия начала разыгрывать новую партию в борьбе за влияние на территории, входившие в систему Мультон. Одним из элементов игры стал нажим на независимые колонии на спутниках с тем, чтобы те признали главенство Доминии, а также строго следовали букве кодексов поселенчества. Оказалось, что контракты, заключенные два столетия назад, можно прочитать так, что некоторые спутники Спаты и Махейры напрямую подчиняются Доминии. Таким спутником оказался Танто – исконный родительский дом Дирка Бондари. Однако колонисты не хотели признавать новую власть. Будучи свободными людьми, они с трудом принимали даже небольшие ограничения, наложенные на них Гладиусом. Подчинение же Доминии означало полную утрату независимости, поскольку род Бондари не считался ни кланом, ни подрасой. Возникли трения между колонистами и администрацией Доминии. Когда на Танто стало жарко, отец Даниеля взял полгода неиспользованного отпуска и купил билет на пассажирский паром, летевший с Гладиуса на Махейру, самый крупный спутник Спаты. Там зафрахтовал небольшой корабль, чтобы лететь на Танто.

«Зачем ты едешь?» – прекрасно помнил свой вопрос Даниель.

«Должен».

«Почему должен?»

«Потому что это необходимо».

«Кому?»

«Мне».

Что собирался делать отец? Поддержать колонистов советами человека, познавшего множество миров? Помочь в переговорах? Присоединиться к группе из нескольких сотен людей, сбежавших в Пояс Фламберга и оттуда с оружием в руках нападавших на корабли Доминии? А может, просто-напросто хотел увидеть свою родину такой, какой запомнил её, пока ещё тантийские поселения не попали в унифицирующие лапы солярных резидентов? Ничто из сказанного не удалось. Солярный патруль, по ошибке решив, что перед ним корабль бунтарей, напал на него. Дирк Бондари, не зная, кто его противник, ввязался в бой и уничтожил корабль врага, а потом был убит сам. Доминия взяла на себя ответственность за конфликт. Выплатила матери Даниеля крупную компенсацию, на некоторое время даже смягчила свое отношение к колонистам. Кажется, на Танто и по сей день чтут память Дирка Бондари. Во всяком случае, так утверждала мать, прежде чем окончательно замкнуться в своем никому не понятном мирке.

Мать Даниеля теряла разум постепенно, мягко, так что вначале трудно было заметить изменения в её психике. Потом сын начал подозревать, что мать ждет только его, ждет, когда он станет взрослым и самостоятельным. Тогда она тихо скончалась, оставив в дар Даниелю дом, воспоминания об отце и ненависть к Доминии.

Он был одинок. Семь лет службы в режиме боевой готовности, постоянных тренировок, укрепляющих процедур отделили его от нормальной жизни. С женщинами он общался, будучи в увольнении либо отпуске, случилось у него несколько романов с девушками, служившими во вспомогательных подразделениях. Ни одно из таких знакомств не было серьезным и не затягивалось надолго. Да иначе и быть не могло. За время семилетней службы он несколько раз менял место жительства. Обычно на этот случай ему устанавливали новую, как правило, временную тождественность. Личные контакты находились под недреманным оком внутренних служб. Практически обо всех встречах и беседах с людьми вне армии он обязан был докладывать руководству. То же относилось и к дружеским связям. Личный состав для операций, в которых он участвовал, обычно подбирали «для одноразового использования». Потом тех, кто выжил, раскидывали по разным базам. Долгие периоды регенерации после каждой акции, связанные с заживлением ран и ликвидацией последствий чрезмерного вспомоществования организму, также разделяли людей. Даниель знал, что он всего лишь одна из шестеренок военно-судебного механизма Гладиуса. Он хотел этого и, подписывая офицерский контракт, знал, на что идет. И все же временами тосковал по той жизненной стабильности, которую дает мысль, что существует некто – отец, жена, ребенок, друг, – кто всегда будет его ждать.

Даниель Бондари наконец уснул, но и во сне на него давили кошмары. Снился полковник Риттер, запертый в клетке, с обрубленными ступнями, оскальпированным черепом и лицом, залитым прозрачной, хрустальной массой. А потом – искалеченное тело Риттера превращалось в столь же искореженное тельце маленькой Патриции.

– Боевая тревога! Сбор в пункте три! Время – пятнадцать минут! – резкий голос ворвался в сон Даниеля. На фоне бодрящей музыки раздались слова команд.

– Очистить организм. Медицинский комплекс номер два!

Даниель вскочил с постели. Значит, уже! Начинается!

Он скользнул в туалет. Схватил с полки флакон с разноцветными таблетками. Проглотил полную пригоршню. Запил водой. Впереди было несколько неприятных минут.

– Дерьмо и рвотное! Недурно начинается, – буркнул он, ополаскивая лицо. Прежде чем подвергнуться десяткам укрепляющих процедур и отправиться на операцию, необходимо было как можно полнее и тщательнее очистить организм. Почувствовав надвигающуюся волну тошноты, он наклонился над раковиной.

Через десять минут в плотно облегающем мундире и закрывающем всю голову шлеме он уже бежал по коридору к назначенному месту сбора, одному из межуровневых подъемников. Вошел в кабину. Вместо номера этажа набрал код.

– Тест голоса, – потребовал автомат.

– Капитан Бондари.

– Пароль принят.

Кабина лифта ухнула вниз. В комплексе Оготаи официально было семнадцать подземных уровней. На самый нижний этаж кабина опускалась за полминуты. Сейчас она явно продолжала падать.

Действительно, когда кабина наконец остановилась, Даниель оказался там, где никогда прежде не бывал. В широком бетонированном коридоре стояли трое мужчин в закрывающих лица шлемах.

– Извольте следовать за мной, – сказал один. – Подключитесь. – Второй подал Даниелю медсканер. Танатор подвернул рукав блузы и прижал прибор к коже. Теплые эластичные ленточки затянулись на предплечье, в кожу внедрился зонд, небольшой диск указателя прибора посветлел. Мужчины двинулись по коридору. Даниель последовал за ними. Он ещё услышал, как двери кабины лифта с тихим шипением закрылись. Стены коридора были однообразно серыми. Даниель понимал, что в действительности в коридор выходит множество дверей, заслоненных проекциями. Его предположение вскоре подтвердилось. Мужчины остановились напротив совершенно гладкой стены, а затем просто вошли в нее. Даниель – следом. Когда он пересекал плоскость проекции, его на мгновение охватила тьма. Он оказался в небольшой комнате, центр которой занимал операционный стол. Вдоль стен размещалось несколько капсул.

– Я – твой портной, – сказал третий мужчина. – Сядь на аппликатор.

Даниель почувствовал, как его напряжение постепенно ослабевает. Мужчина скорее всего раньше, как и он, служил танатором, поскольку такую формулировку применяли именно в судебных формированиях. Никто не знал, кто и когда окрестил кибертроников «портными». «Портной» – это руководитель коллектива из трех человек, подвергающих солдата последней обработке перед акцией. Обычно это кибертроник, специалист по сопряжению – как было принято говорить: «сшиванию» – организма со вспомогательными устройствами. Вторым был врач. Третьим – «двойник». Предыстория последнего названия тоже оставалась не известной хроникерам гладианского военного искусства. Каждый солдат, участвовавший в акции, непременно подвергался мониторингу и контролю со стороны находящегося на безопасном расстоянии «двойника», который воспринимал совершенно те же внешние сигналы и раздражители, что и сам солдат. Анализировал их, пользуясь всем доступным на месте оборудованием и средствами вспомоществования. Он мог передать своему «ведомому» результат анализа ситуации, что-то посоветовать, а порой даже взять на себя контроль над его скафандром. Во время сопряжения организма с оборудованием, «спевки», как это называли солдаты, «двойник» нужен не был. Однако обычай предписывал ему присутствовать в лаборатории.