всякий, кто смеет напомнить о неприглядном для совершенно новой России прошлом, не говоря уже о настоящем, почти автоматом записывается во «вражий стан».

Распад Союза

Распад Союза превратился в повод для обиды на «младших братьев». На протяжении 1990–2000-х годов доля россиян, сожалеющих о распаде СССР, практически не менялась, составляя около трех пятых всего населения. Не росла и доля тех, кто не сожалел об этом (20–25 %; лишь к концу 2006 года этот показатель составил почти треть – 32 % всех опрошенных). Подобное соотношение позиций (значительное преобладание сожалеющих о распаде) фиксировалось на протяжении всех этих лет во всех социально-демографических группах, включая группу молодых (до 29 лет). Спустя полтора десятка лет, отделяющих Россию от этого события, распад советской империи по-прежнему существует в массовом сознании как коллективная травма идентичности, которая не была ни осмыслена, ни прожита, ни проработана на уровне общества и его институтов. Доминируют в этом массовом «плаче» комплексы человека несвободного, зависимого и иерархического. Такой «гражданин» чувствует себя «комфортно», только будучи вписанным в систему таких властных отношений, когда проблема индивидуального (и морального) выбора и ответственности как бы передается «вверх по лестнице», вытесняется, замалчивается или забалтывается. Зоной индивидуальной ответственности (соответственно выбора, влияния) и социальной заботы как для старших, так и для молодых выступает исключительно ближний круг: семья, родственники, в гораздо меньшей мере – друзья и коллеги. За этими очень узко очерченными кругами связей, отношений уже не существуют такие же люди, а есть «другие», чужие, не-свои.

Таблица 5. Слышали ли вы о секретных протоколах к пакту о ненападении между фашистской Германией и СССР (пакт Молотова – Риббентропа), предусматривающих раздел Польши и раздел сфер влияния в Европе? (в % от числа опрошенных)

N = 1600, опрос 2005 г.

Таблица 6. Знаете ли вы, что произошло в мире 17 сентября 1939 года? (в % от числа опрошенных)

Таблица 7. Правы ли лидеры прибалтийских стран, которые считают, что эти страны были в 40-х годах насильственно присоединены к СССР? (в % от числа опрошенных)

N = 1600, опрос 2006 г.

Таблица 8. Включение стран Балтии (Литвы, Латвии, Эстонии) в состав Советского Союза в 1940 году было результатом…

N = 1600

Таблица 9. Как бы вы оценили нынешние отношения России со странами Прибалтики?

N = 1600

Таблица 10. Как вы считаете, Польша для России является сейчас прежде всего… (в % от числа опрошенных)

N = 1600

Таблица 11. В какой мере вы согласились бы с высказыванием: «Россия должна извиниться за советскую оккупацию стран Балтии во Второй мировой войне»? (в % от числа опрошенных)

Опрос молодежи 2005 г.

Таблица 12. Как вы считаете, кто более недружелюбно, враждебно относится к другой стороне? (в % от числа опрошенных)

N = 1600, опрос 2007 г.

Еще один мотив переживаний и сокрушений по поводу распада советской империи – это устойчивое представление, что его можно было избежать: на протяжении по меньшей мере второй половины десятилетия 1990-х – 2000-х годов доля придерживавшихся такой оценки абсолютно преобладала над теми, кто считал распад Союза неизбежным (примерно 2:1). Соотношение этих позиций в различных социально-демографических группах было и остается схожим. Массовая распространенность и устойчивость представлений о том, что ни в распаде СССР, ни в распаде социалистического лагеря, ни в перестройке, ни в «гайдаровских реформах», ни в приватизации не было никакой нужды, что этих событий можно и нужно было избежать, «естественным» образом возвращают нас к поискам врагов народа, павшего жертвой этих перемен. Сначала внутри страны (Горбачев, Ельцин, мафия, преступники, кооператоры, олигархи, демократы), а по мере адаптации к новым социальным и политическим рамкам существования – к врагам внешним.

Устойчивость коллективного комплекса травматических переживаний по поводу распада СССР указывает на то, ни в одном из его институтов, обеспечивающих культурное воспроизводство общества, за весь постсоветский период не произошло ничего такого, что можно было бы считать, пользуясь немецким выражением, продуктивной «проработкой прошлого» (Vergangenheitsverarbeitung). Главный смысл ее – глубокое осмысление прошлого, преодоление его негативных последствий в современности. В конце 1990-х годов, в начале «путинского периода», при оценке «потерь», связанных с распадом СССР, в общественном мнении еще доминировали как бы рациональные представления – «разрушение единой экономической системы» (опрос 1999 года – 60 %, первое по частоте упоминание, в пандан к этому – подъем в конце 1990-х оценки остроты проблемы «кризис экономики, спад производства»), хотя политическая «перестройка» середины 1980-х была вызвана именно крахом этой экономической системы. С конца 1990-х к началу 2000-х годов резко снижается (примерно с 70 до 10 %) проблема невыплаты зарплат, пенсий, пособий и проч., соответственно, значительно растет индекс субъективной удовлетворенности материальным положением семьи. При весьма незначительном росте реальных доходов она, как нам представляется, становится базой для закрепления пассивного типа адаптации. Именно с этого момента мы видим признаки «активного подключения» одного из главных ресурсов (соответствующих жизненных практик) советского иерархического человека» – «терпения». Культурный капитал «терпения», безусловно, связан с развитыми у советского человека жизненными практиками приспособления и выживания, получившими свое особое развитие в брежневскую эпоху застоя и дефицита, по сути создавшего (или сохранившего) социальную базу и питательную среду для новейшего расцвета коррупции на всех уровнях жизни общества. Ослабление проблемы невыплаты зарплат, совпавшее с приходом к власти Путина, не могло не способствовать росту массовых представлений о нормализации жизни, особенно для человека, который воспринимает и ценит «работу» почти исключительно как источник средств к существованию. Именно в период ликвидации задолженностей резко возрастает доля людей, считающих, что «жить трудно, но можно терпеть», а также и доля более активных в своих практиках адаптации – тех, кому «приходится вертеться и хвататься за все», чтобы обеспечить себе и своей семье пристойную жизнь. Возвращение государством привычного (и высоко ценимого) гарантированного минимума («главное – стабильный заработок») сочетается с ростом позитивных настроений и показателями удовлетворенности своей жизнью и со стремительным ростом поддержки высшего руководства.

Специфическая российская готовность демонстрировать благодарность начальству, особенно высокому, за то, что тебе и так положено («за кефир отдельное спасибо», как говорил Жванецкий), за то, что ты заработал, заслужил (и нелюбовь «одалживаться», в том числе у «ближнего», просить, связанная с неумением и