– Интересно… А я нагадал себе смерть от огня. А перед этим – великую смуту, скитания и борьбу за власть.

– Смуту и скитания я себе уже представляю… – начал Антоло, но тут громыхнула дверь в тюремном коридоре. Заключенные всполошились. Даже те, кто притворялся спящим, расползлись по темным углам. Разбойники, игравшие в «камни-ножницы-бумагу», притихли и, как показалось, попробовали спрятаться за спинами друг друга. Само собой, ни у кого не получилось, но их тесная компания зашевелилась, словно клубок степных гадюк, проснувшихся после долгой зимы, – обычно эти гады встречают весеннее солнышко в укромном овраге, ловя теплые лучи узорчатыми шкурами.

Гулко отбивая шаг коваными сапогами, мимо решетки прошел стражник. Следом за ним – плотный высокий человек в темной мантии до пят и круглой шапочке на голове.

– Здесь, ваша милость! – пророкотал стражник. – Туточки они. Сидят в уголке, словно мышки. И я – не я, и куча не моя. – Он стукнул дубинкой по решетке. – Эй, студенты! Живо сюда! Кому говорю.

– Не беспокойтесь, любезный! – прервал его до боли знакомый голос.

– Профессор Гольбрайн? – удивленно воскликнул Антоло.

– Я, молодой человек, я, – ответил астролог. – Если вам трудно или отсутствует желание, можете не вставать…

– Нет, почему же? – Т’Гуран вскочил, изысканно поклонился, словно и не в тюрьме вовсе, а на королевском приеме.

Поднялись и Емсиль с Антоло. Вензольо остался сидеть, с вызовом поглядывая на профессора, а Бохтан просто не смог из-за слабости – удары табуретом по голове за одну ночь не проходят.

– У меня поручение от декана Тригольма. – Гольбрайн оглядел их живописную группу, осуждающе покачал головой. – Согласно уложению об Императорском аксамалианском университете тонких наук, студенты, обвиняемые в столь тяжком преступлении, как то, которое совершили вы, молодые люди, отчисляются из состава студентов. Соответствующее распоряжение уже подписано профессором Тригольмом и передано на утверждение ректору университета. Вам все понятно, молодые люди? Есть вопросы, пожелания?

– Вопросы есть, – сказал Антоло.

– Слушаю вас.

– Это Гусь настучал Тригольму?

– Что? Какой Гусь? – возмутился профессор. – Что вы себе позволяете, молодой человек?

– Ну, профессор Носельм… – поправился табалец.

А т’Гуран пояснил:

– Он сидел в борделе, в «Розе Аксамалы», когда мы пришли.

– И смылся, словно его понос прихватил. – Емсиль скрестил руки на груди.

– Ваши подозрения беспочвенны, а обвинения противозаконны! – отчеканил Гольбрайн, едва заметно кивая.

– Ну, так бы и сказали, – развел руками т’Гуран. – А то мы мучаемся с утра.

– Зря иронизируете, молодые люди. – Профессор потер правый ус. – Положение ваше тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Я, конечно, сочувствую, но сделать ничего не в силах… Уж поверьте старику.

– Да мы и не рассчитывали, – пожал плечами Антоло. – Благодарим за сочувствие, мэтр Гольбрайн.

– Не рассчитывали они… – буркнул астролог. – Вы меня очень разочаровали, молодые люди, должен признаться. Очень! Ну, еще от фра Вензольо или фра Летгольма… Кстати, где он?

– Летгольма убили, – мрачно проговорил т’Гуран. – Офицер зарубил мечом.

– Как офицер? Какой офицер? Ах, да! Вы же с гвардейцами подрались…

– Им тоже мало не покажется, – встрял тюремный надзиратель. – Банты перед строем сорвут, а потом выпорют хорошенько! А потом в рядовые без выслуги…

– В рядовые! – хмыкнул Антоло. – Есть разница – каторга или армия?

– Такой, как ты, после месяца в армии на каторгу запросится, – презрительно сплюнул ему под ноги охранник. Повернул голову к Гольбрайну. – Господин профессор, заканчивайте ваше дело, да пошли отсюда. Порядок есть порядок. Начальство прознает – по головке не погладят.

– Хорошо, – кивнул мэтр. – Я хотел сказать, что от вас, фра Емсиль, фра Антоло, фра Гуран, я такого не ожидал. Подобное поведение несовместимо с гордым званием студента Императорского университета.

– Так мы уже вроде как… – развел руками табалец.

– Вот потому вы и «вроде как», – отрезал профессор. – Декан еще может закрыть глаза на посещение студентами трактиров и борделей, но драки, поножовщина, сопротивление страже! Это чересчур.

– Мы поняли, мэтр Гольбрайн, – кивнул т’Гуран. – Не оправдываемся и прощения не просим. Заслуженное наказание примем, как подобает – спокойно и смиренно. Не могли бы вы выполнить одну маленькую просьбу, мэтр Гольбрайн?

– Я? – опешил профессор. – Вашу просьбу?

– Идем отсюда, господин хороший, – начал проявлять признаки нетерпения стражник: переступил с ноги на ногу, поежился.

– Да-да, сейчас… Так какая у вас просьба, фра Гуран?

– Не соблаговолите ли вы, мэтр Гольбрайн, сообщить о моем бедственном положении послу Вельсгундии? Просто сообщить, и все.

– Послу Вельсгундии? Пожалуй, да… Смогу. Будут еще просьбы? – Мэтр обвел глазами бывших студентов.

– Ну… – протянул Антоло. – Может, тогда и банкиру фра Борайну сообщите обо мне? – сказал он нерешительно. – Знаете, «Борайн и сыновья», на Старобронной? Это неподалеку от цирка маэстро…

– Да знаю я, знаю, – прервал его профессор. – А зачем банкиру знать?

– С этим банком в Аксамале работает мой отец.

– А! Тогда понятно. Надеетесь известить родных?

Антоло неопределенно пожал плечами.

– Ну, да. Хотелось бы…

– Хорошо, сообщу. – Под неодобрительным взглядом надзирателя профессор заторопился. – А вы, фра Емсиль? Что-нибудь хотите?

– Ничего, – мотнул головой барнец.

– Совсем ничего?

– Совсем. Хотя нет. Мэтр Гольбрайн, если из моего Катера будут справляться, не могли бы вы ответить, мол, пропал Емсиль без вести?

Профессор задумался на мгновение:

– Не знаю… Не уверен, что это возможно. Даже если я попрошу декана Тригольма…

– Тогда извините, – невозмутимо проговорил Емсиль. – Раз не выйдет, значит, не выйдет. Ничего не надо. Прощайте, мэтр Гольбрайн.

Астролог сник, опустил плечи.

– Прощайте, господа студенты…

– Бывшие студенты, – поправил его т’Гуран.

– Нет, бывшими вы станете, когда я уйду! – упрямо возразил профессор. – Прощайте, господа студенты. Мне будет вас не хватать на факультете.

Молодые люди нестройно ответили. Антоло почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Поразительно! Раньше он считал себя твердым человеком, не склонным рыдать по пустякам, а тут – прощание с профессором астрологии. Да, с хорошим, увлеченным своей наукой, требовательным, но в меру человеком, отличавшим его из числа прочих студентов, но что с того? Ведь Гольбрайн не родственник, не возлюбленная… Отчего же тогда выступают слезы? Табалец сделал вид, будто у него зачесалась бровь, и украдкой вытер ресницы о плечо. С удивлением заметил, что т’Гуран повторил его жест. И он, что ли? А еще дворянин…