Маккалеб кивнул:

– Вроде того.

Он посмотрел на сосиску с соусом чили на тарелке и пожалел, что нет ножа и вилки.

– Что с тобой? Может, не стоило сюда приходить?

– Ничего Я просто думал. С оладьями в "Дюпаре" с утра и сосисками на обед мне может понадобиться еще одно сердце.

– Когда в следующий раз пойдешь в "Дюпар", загляни и в "Пончики Боба". Прямо на фермерском рынке. Возьми парочку – и почувствуешь, как артерии твердеют и ломаются, будто свисающие с крыши сосульки... Никаких подозрений у них нет, верно?

– Верно.

– Что тебя так заинтересовало?

– То же, что и Джей. Есть тут что-то. Мы считаем, что это может быть только начало.

Босх просто кивнул. Его рот был набит.

Маккалеб бросил на детектива оценивающий взгляд. Волосы короче, чем помнилось. Седины прибавилось, но этого следовало ожидать. По-прежнему усатый. Его глаза напоминали глаза Грасиелы – такие темные, что зрачок почти сливался с радужной оболочкой. Только у Босха глаза усталые и слегка прикрыты складками в уголках. Взгляд, однако, подвижный, цепкий. Он сидел, слегка подавшись вперед, словно готовый к броску. Маккалеб помнил, что Босх всегда казался каким-то пружинистым, будто в любой момент и по любой причине может сорваться с места.

Детектив полез во внутренний карман пиджака, вынул темные очки и надел их. Возможно, понял, что его рассматривают. Маккалеб наклонился, взял сосиску и наконец откусил. На вкус она оказалась восхитительной. Он положил истекающий соком кусок обратно на бумажную тарелку и вытер руку салфеткой.

– Расскажи мне о Ганне.

– Подонок. Хищник. Использовал женщин, покупал женщин. Я не сомневаюсь, что он убил ту девку в мотеле.

– Но окружной прокурор закрыл дело.

– Ага. Ганн утверждал, что это была самозащита. Кое-какие концы в его рассказе не сходились, однако их не хватило, чтобы поддержать обвинение. Он настаивал на самозащите, и противопоставить этому на процессе было практически нечего. Конец истории, переходим к следующему делу.

– А он знал, что ты не веришь ему?

– О, разумеется, знал.

– Ты пытался как следует допросить его?

Босх бросил на собеседника такой взгляд, что Маккалеб все понял и через темные очки. Последний вопрос задевал профессиональное самолюбие следователя.

– Я имею в виду, – быстро добавил Маккалеб, – что произошло, когда ты попытался допросить его?

– На самом деле, по правде говоря, мы этого так и не сделали. В том-то вся и штука. Понимаешь, мы все устроили. Взяли его и посадили одного в комнату для допросов. Мы с напарником планировали помариновать его там немножко, чтобы посидел и поразмыслил. Собирались оформить все бумаги, сложить в папку, а потом взяться за него и попытаться доказать ложность его рассказа. Но мы так этого и не сделали. В смысле так, как надо.

– А что случилось?

– Мы с Эдгаром – это мой напарник, Джерри Эдгар, – пошли выпить по чашечке кофе и обговорить, как нам все сыграть. Пока нас не было, лейтенант видит Ганна, сидящего в комнате для допросов, и не знает, какого черта тот там делает. И решает зайти и удостовериться, что парню должным образом сообщили о его правах.

Даже шесть лет спустя в глазах Босха горел гнев.

– Понимаешь, Ганна взяли как свидетеля и якобы жертву преступления. Он заявил, будто она набросилась на него с ножом, а он только направил на нее лезвие. Поэтому нам не требовалось ничего ему говорить. Мы планировали потрясти его и заставить сделать ошибку. Но говенный лейтенант не знал об этом, он просто зашел и забубнил. И с нами было покончено. Ганн понял, что мы хотим его прищучить. И потребовал адвоката, как только мы вошли в комнату.

Босх покачал головой и посмотрел на улицу. Маккалеб посмотрел туда же. На другой стороне бульвара Виктория была стоянка подержанных автомобилей; красные, белые и синие флажки хлопали на ветру. Для Маккалеба Ван-Нуйс всегда был синонимом автостоянок. Машины были повсюду, новые и подержанные.

– Так что ты сказал лейтенанту?

– Сказал? Ничего я не сказал. Просто вышвырнул его из окна его же кабинета. Меня из-за этого на время отстранили – отправили в принудительный отпуск. Джерри Эдгар со временем передал дело в окружную прокуратуру, там некоторое время волынили, а потом в конце концов отказали.

Босх кивнул. Его взгляд был устремлен на пустую бумажную тарелку.

– Я вроде как облажался. Н-да, облажался.

Маккалеб помолчал. Порыв ветра сдул тарелку Босха со стола, и детектив смотрел, как она несется по улице.

– Ты все еще работаешь с тем лейтенантом?

– Не-а. Вскоре он как-то вечером вышел из дома и не вернулся. Его нашли в машине в тоннеле в Гриффит-парке, возле обсерватории.

– Он что, покончил с собой?

– Нет. Кто-то помог ему. Дело еще открыто. Формально. Босх посмотрел на Маккалеба. Маккалеб опустил взгляд и заметил, что серебряная булавка для галстука у Босха сделана в форме крохотных наручников.

– Что еще тебе сказать? – произнес Босх. – Все это не имеет никакого отношения к Ганну. Он был просто ложкой дегтя в бочке меда... если под бочкой меда понимать вздор, который называется судебной системой.

– Не похоже, чтобы у тебя было время покопаться в его прошлом.

– Совсем не было. Все, что я тебе рассказал, произошло за восемь или девять часов. Впоследствии – учитывая, что произошло, – я этим делом не занимался, а его отпустили.

– Но ты не сдался. Джей говорила, что ты посетил его в вытрезвителе накануне убийства.

– Верно. Он попался на пьянстве за рулем, когда пытался снять шлюху на Сансете. Его забрали и позвонили мне. Я пошел взглянуть, немножко потрясти его, проверить, готов ли он заговорить. Но этот тип был мертвецки пьян, просто валялся на полу в луже блевотины. Вот так. Мы, можно сказать, и не общались.

Босх посмотрел на недоеденную сосиску Маккалеба, потом на часы.

– Прости, но это все. Ты будешь доедать, или пойдем?

– Еще пару кусков, еще пару вопросов. Хочешь покурить?

– Бросил пару лет назад. Курю только в особых случаях.

– Неужели на Сансете повесили плакат "Ковбой Мальборо стал импотентом"?

– Нет, жена предложила бросить вместе. И мы бросили.

– Жена? Гарри, ты полон сюрпризов.

– Не волнуйся так. Она пришла и ушла. Зато я больше не курю. Не знаю, как она.

Маккалеб только кивнул, чувствуя, что вторгся в чужую личную жизнь. Он вернулся к делу:

– Есть какие-то предположения, кто его убил?

Маккалеб откусывал от сосиски, когда Босх ответил: